19.02.2012 в 10:23

Пишет  cats_and_world:

Наша служба и опасна и трудна
ov_20 поделилась отличной памяткой для всех, кто мечтает о карьере римского императора:

"средний срок правления - 6 лет,
шансы
- быть убитым собственными солдатами - 24%
- быть свергнутым (или отречься) - 12 %
- умереть от болезни (включая оспу, инсульты и апоплексические удары) - 11%
- умереть от старости - 10%
- быть убитым семьёй или придворными - 8%
- умереть в бою - 8%
- быть казнённым (к примеру, узурпатором) - 8%
- покончить жизнь самоубийством - 7%
- умереть как бы "случайно" - 5%"

---

Итак, Эрра направляется в Вавилон, город царя богов Мардука. Он вступает в Эсагилу, храм Мардука, и уговаривает Мардука покинуть свою обитель и удалиться в некое место, которое Эрра описывает как «дом, где огонь очистит твою одежду», — вероятно, гора на востоке, где обитают боги. Вот как говорит об этом поэт:

К Вавилону, граду богов и царей, обратился Эрра,
В Эсагилу, дворец небес и земли, вошел он,
Отверз уста, и царю богов он вещает:
«Владыка, ореол, твоей власти символ,
Светлый, как звезды, не сияет боле,
Тиара власти твоей на землю пала,
Из своего жилища изыди,
Обратись к дому, где пламя очистит твои одежды».

Но Мардук обеспокоен тем, что, если он покинет Вавилон и Эсагилу, на земле наступит полный хаос. Вредоносные ветры, демоны и боги Подземного царства опустошат все страны, пожрут [155] их обитателей и убьют все живые существа, и никто не сможет обратить их вспять. Эрра заверяет Мардука, что в его отсутствие он, Эрра, позаботится обо всем и присмотрит за тем, чтобы ни небесные боги, ни подземные демоны не причинили вреда земле и ее обитателям. Но как только Мардук покидает Вавилон, Эрра призывает Ишума и говорит:

«Открой ворота, в путь я отправлюсь,
День наступил, настало время,
Я скажу — и солнце лучи уронит,
Дня лицо я покрою мраком,
Рожденный в дождливый день будет в засуху похоронен,
Ушедший по влажной тропе вернется по пыльной дороге.
Царю богов я скажу: „Оставайся в доме,
Твои повеленья исполню я честно,
Когда взмолятся черноголовые,48) молитвы отвергни".
Поселенья людей в холмы обращу я,
Города опустошу, превращу в руины,
Горы снесу, их стада уничтожу,
Моря всколыхну, истреблю их богатства,
Искореню растенья, сокрушу могучих,
Ниспровергну людей, погублю все живое».

Ишум преисполнен жалости к людям, обреченным на гибель. Поэтому он умоляет Эрру отказаться от злых замыслов. Но все напрасно. Прежде всего Эрра уничтожает Вавилон и его обитателей, равно как и его стены и предместья. Обратив Вавилон в руипы, он обращается к Уруку, «городу иеродул, блудниц и священных блудниц, чьим супругом и господином является богиня Иштар»; город «евнухов и содомитов, увеселителей Эанны, чью мужественность Иштар обратила на страх людям в женственность». Обратив Урук в руины, Эрра все еще не находит мира и покоя, говоря в своем сердце:

«Я умножу убийство и мщенье,
Сына убью, — пусть отец хоронит,
Отца убью, — пусть лежит без могилы,
Кто построил дом, о нем помышляя: [156]
„В покое своем отдыхать я буду,
В день судьбы моей я в нем успокоюсь"49) —
Того я убью, разрушу гробницу
И руины ее отдам другому».

Но Ишум, глубоко взволнованный учиненными Эррой убийствами и разрушениями, вновь умоляет его и пытается его усмирить такими словами:

«Эрра! Правого предал ты смерти,
И неправого предал ты смерти,
Того, кто грешен, предал ты смерти,
Того, кто безгрешен, предал ты смерти,
Приносившего жертвы предал ты смерти,
Царских слуг и придворных предал ты смерти;
Старейшин в собрании предал ты смерти,
Девушек юных предал ты смерти,
Но не хочешь покоя, говоря в своем сердце:
„Сокрушу сильных, низвергну слабых,
Убью полководца, обращу вспять войско,
Разрушу башни и парапеты,
Из города выведу благополучье,
Я выдерну мачту — корабль погибнет,
Сломаю причал — не пристанет к земле он,
Разорву канат, сдеру с него знамя,
Иссушу я груди — умрет младенец,
Иссушу родники — иссякнут реки,
Низвергну планеты, собью звезды с дороги,
Вырву корни деревьев — плодов не будет,
Подрою фундаменты — рухнут стены,
В жилища царей и богов я вступлю — никто не удержит"».

Однако обращение Ишума, кажется, немного успокаивает Эрру, и он наконец оставляет некоторую надежду если и не для всего человечества, то по крайней мере для аккадцев:

Услыхал его Эрра, как бальзам его слово,
И так промолвил могучий Эрра: [157]
«Приморец50) на приморца, субарей51) на субарея,
Ассириец на ассирийца, эламит52) на эламита,
Кассит53) на кассита, сутий54) на сутия,
Гутий55) на гутия, лулубей56) на лулубея,
Страна на страну, город на город,
Дом нападет на дом и брат на брата,
Все они будут истреблять друг друга,
Тогда воспрянут аккадцы и всех завоюют».

Таким образом, Эрра обретает покой и мир и возвещает богам, что, хотя он сначала и вправду прогневался на людей за их грехи и намеревался полностью истребить их, советы и просьбы Ишума заставили его изменить свои планы. Теперь он будет заботиться о том, чтобы аккадцы одолевали и покоряли своих врагов и уносили в Вавилон богатую добычу, чтобы стране сопутствовал успех и в мире, и в войне и чтобы Вавилон вновь правил всем миром. Вот как говорит об этом радостному Ишуму сам Эрра:

«Люди страны в числе увеличатся,
Великий и малый к ней будут стремиться,
Слабый аккадец в плен возьмет могучего сутия,
Один семерых, как овец, погонит,
Города их (т. е. сутиев) рухнут, рассыплются горы,
Их тяжкую дань в Вавилон вы возьмете, [158]
Гневных богов успокоите вы и вернете в храмы,
Скот и зерно в стране умножатся,
Заброшенные поля будут вновь возделаны,
Правители подать в Вавилон доставят,
Святыни Экура, что были в небреженье, —
Как солнце утром воссияют их башни,
Евфрат и Тигр переполнят воды,
И вечно Вавилон будет странами править».

Поэма завершается эпилогом, проливающим свет на психологию как самого автора мифа, так и слушателей, для которых этот миф был предназначен. Первая часть эпилога гласит:

Во славу Эрры да звучит эта песнь бессчетные годы,
Как прогневался Эрра и решил страну уничтожить,
Повергнуть в прах людей и животных,
Как советник Ишум его успокоил — и спаслись остатки, —
Кабти-илани-Мардуку, составителю этой таблицы,
Ишум явил в ночном сновиденье,
Встав поутру, не забыл он ни строчки,
Не прибавил ни строчки.57)

---

Шумер

До настоящего времени не обнаружено ни одного шумерского мифа, который бы непосредственно и определенно был посвящен сотворению мира. То немногое, что известно о шумерских космогонических идеях, построено на умозаключениях и выводах из кратких замечаний, разбросанных там и сям в письменных памятниках. Но мы располагаем значительным количеством мифов, посвященных устройству мира и его культурным процессам, сотворению человека и основанию цивилизации. Божества, участвующие в этих мифах, сравнительно немногочисленны: бог воздуха Энлиль, бог воды Энки, богиня-мать Нинхурсаг (известна также под именами Нинмах и Нинту), бог южного ветра Нинурта, бог луны Нанна-Син, бог кочевников Марту и главным образом богиня Инанна, особенно во взаимоотношениях с ее неудачливым супругом Думузи. [122] Энлиль был наиболее важным божеством шумерского пантеона, «отцом богов», «царем неба и земли», «царем всех стран». Согласно мифу «Энлиль и сотворение мотыги», он был богом, который отделил небо от земли, взрастил из земли «семя полей», произвел на свет «все полезное», изобрел для возделывания земли и для строительных работ мотыгу и даровал ее «черноголовым» (т. е. шумерам или, возможно, человечеству в целом). Энлиль, как гласит миф «Лето и Зима», был богом, который сотворил все деревья и злаки, установил изобилие и процветание в «Стране» и назначил Зиму «земледельцем богов», ведающим животворной водой и всем, что произрастает на земле. Боги — даже и наиболее важные среди них — усердно стараются получить благословение Энлиля. Один из мифов повествует о том, как бог воды Энки, после того как он воздвиг свой морской дом в Эриду,1) посетил Энлиля в Ниппуре, дабы обрести его одобрение и благословение. Когда бог луны Нанна-Син, бог-покровитель Ура, захотел обеспечить благополучие и процветание своей области, он отправился в Ниппур на корабле, нагруженном дарами, и обрел таким способом щедрое благословение Энлиля.

Но хотя Энлиль и глава шумерского пантеона, его власть никоим образом не является неограниченной и абсолютной. В одном из более «человечных» и изящных шумерских мифов говорится об изгнании Энлиля в Подземное царство и рассказывается следующее.

Когда люди еще не были сотворены и город Ниппур был населен одними только богами, «его юношей» был Энлиль, «его юной девой» была богиня Нинлиль и «его старухой» была мать Нинлиль богиня Нунбаршегуну. Однажды эта последняя, решив, очевидно, устроить брак Нинлиль и Энлиля, так наставляла свою дочь:2)

«В чистом потоке, женщина, вымойся в чистом потоке,3)
Нинлиль, ступай вдоль берега Нунбирду, [123]
Огненноокий, владыка, огненноокий,
Великая гора, отец Энлиль, огненноокий, тебя увидит
Пастырь... судящий судьбы, огненноокий, тебя увидит,
Тотчас тебя обнимет (?), тебя поцелует».

Нинлиль радостно следует наставлениям своей матери:

В чистом потоке, вымылась женщина в чистом потоке,
Нинлиль идет вдоль берега Нунбирду,
Огненноокий, владыка, огненноокий,
Великая гора, отец Энлиль, огненноокий,
Пастырь... судящий судьбы, огненноокий, ее увидел.
Владыка о любви (?)4) говорит ей, она не согласна,
Энлиль о любви (?) говорит ей, она не согласна;
«Мое лоно мало, не знает соитья,
Мои губы малы, поцелуев не знают...»

Тогда Энлиль призывает своего визиря Нуску и рассказывает ему о своей страсти к прекрасной Нинлиль. Нуску приводит ладью, и Энлиль во время плавания по реке силой овладевает Нинлиль, и она зачинает бога луны Сина. Боги приходят в ужас от этого безнравственного поступка и, хотя Энлиль — их царь, хватают его и изгоняют в Подземное царство. Соответствующее место поэмы, одно из немногих, проливающих некоторый косвенный свет на организацию пантеона и его функционирование, гласит:

Энлиль прогуливается в Киуре,5)
Когда Энлиль прогуливается в Киуре,
Великие боги, их пятьдесят,
Боги судеб, семеро их,
Хватают Энлиля в Киуре, (говоря):
«Энлиль, грешник, из города изыди,
Нунамнир,6) грешник, из города изыди!» [124]

Итак, Энлиль в соответствии с судьбой, начертанной ему богами, отправляется в шумерскую преисподнюю. Но Нинлиль, которая теперь носит ребенка, отказывается остаться в городе и следует за Энлилем в его вынужденное путешествие в Подземное царство. Это беспокоит Энлиля, ибо его дитя Син, которому была предназначена власть над крупнейшим из светил, луной, будет вынужден обитать в темной и мрачной преисподней вместо небес. Дабы избегнуть этого, он, видимо, придумывает довольно сложный план. На своем пути из Ниппура в преисподнюю Энлиль встречает трех индивидуумов (несомненно, младшие божества): привратника у городских ворот Ниппура, «человека реки Подземного царства» и перевозчика, шумерского Харона, который перевозит мертвых в преисподнюю. Энлиль поочередно принимает облик каждого из них — первый известный пример божественных метаморфоз — и зачинает с Нинлиль трех богов Подземного царства. Эти боги предназначены стать выкупом за их старшего брата Сина, который таким образом получает возможность вознестись на небеса.

Один из более содержательных и подробных шумерских мифов посвящен тому, как Энки, шумерский бог воды, а также и бог мудрости, установил порядок во вселенной.7) Миф начинается хвалебным гимном, адресованным Энки. Этот гимн превозносит Энки в качестве бога, который надзирает за всем сущим и от которого зависит плодородие полей, садов и стад. За гимном следует вложенная в уста Энки песнь самовосхваления, посвященная главным образом его взаимоотношениям с главными божествами пантеона — Аном, Энлилем и Нинту — и с менее значительными богами, называемыми общим именем Ануннаки. После короткого раздела из пяти строк, повествующего о том, как Ануннаки воздают почести Энки, этот последний «во второй раз» начинает песнь самовосхваления. Прежде всего, он превозносит власть своего слова и повеления, обеспечивающую землю процветанием и изобилием. Далее Энки описывает великолепие Абзу — своего храма. Песнь заканчивается рассказом о путешествии Энки в ладье макурру, именуемой «козел Абзу», по лагуне Персидского залива. После этого путешествия страны Маган, Дильмун и Мелухха8) посылают [125] в Ниппур тяжело нагруженные ладьи с богатыми дарами для Энлиля. Затем Ануннаки вновь воздают понести Энки, особенно в его качестве бога, который составляет ме — божественные законы, управляющие вселенной, и следит за их действием.

Затем поэт дает описание различных обрядов и ритуалов, исполняемых некоторыми наиболее важными жрецами и мудрецами Шумера в Абзу — храме Энки. После этого мы вновь обнаруживаем Энки на его корабле, занятым «предначертанием судеб». Начав, как и следовало ожидать, с самого Шумера, он сначала превозносит Шумер как избранную, священную страну с «возвышенными» и «неприкосновенными» ме, страну, которую боги сделали своей обителью, потом благословляет ее овец и крупный скот, ее храмы и святилища. Затем Энки обращает свой взор к Уру, превозносит его в возвышенных, метафорических выражениях и благословляет его процветанием и превосходством. От Ура он переходит к Мелуххе и щедро благословляет ее деревьями и тростником, рогатым скотом и птицами, золотом, оловом и бронзой. Далее он таким же образом одаряет различными полезными вещами Дильмун, Элам, Мархаси и Марту.9)

Теперь Энки, определив судьбы и участь различных стран, составлявших, в представлении шумеров, весь обитаемый мир, осуществляет целую серию актов, долженствующих обеспечить плодородие земли. Обратившись прежде всего к ее физическим качествам, он для начала наполняет реку Тигр свежей, сверкающей, животворной водой — в конкретно-метафорическом воображении нашего поэта Энки предстает как ярый бык, соединяющийся с рекой, которая представлена в виде дикой коровы. Затем, дабы обеспечить надлежащее функционирование Тигра и Евфрата, он назначает для надзора за ними бога Энбилулу, «надзирателя каналов». Далее Энки «называет по имени»10) болота и тростниковые заросли, наделяет их рыбой и тростником и назначает бога, «любящего рыбу» (его имя прочесть не удается), для надзора за ними. Потом он обращается к морю, возводит здесь свое святилище и назначает для [126] надзора богиню Нанше, «Владычицу Сирары».11) Наконец, Энки «называет по имени» животворный дождь, заставляет его падать на землю и назначает для надзора бога бури Ишкура.

Далее Энки переходит к удовлетворению культурных нужд земли. Он заботится о плуге, ярме и бороне и назначает Энкимду, земледельца бога Энлиля, для присмотра за ними. Далее он «называет по имени» пахотную землю, производит на свет ее злаки и плоды и передает все это под ответственность богини зерна Ашнан. Энки заботится о мотыге и форме для изготовления кирпичей, назначив для надзора за ними бога кирпичей Куллу. Он закладывает фундамент, выравнивает кирпичи, строит «дом» и назначает для надзора бога Мушдамму, «великого строителя Энлиля».

После крестьянского хозяйства, поля и дома Энки уделяет внимание горным странам, покрывает их земной растительностью, умножает их скот и передает их в ведение Сумукана, «царя гор». Затем он возводит стойла и загоны, оделяет скот наилучшим жиром и молоком и назначает для надзора бога пастухов Думузи. Энки проводит «границы» (видимо, городов и государств), устанавливает межевые камни и назначает бога солнца Уту «для надзора за всей вселенной». Наконец, Энки заботится о «том, что является делом женщин», в особенности о прядении и ткачестве, и передает их под надзор богини одежды Утту.

В этом месте миф делает несколько неожиданный поворот, когда поэт выводит на сцену честолюбивую и энергичную богиню Инанну, которая полагает, что ею пренебрегли и оставили без всякой власти и прерогатив. Она горько жалуется, что сестра Энлиля Аруру (иначе Нинту) и ее собственные сестры, богини Нинисинна, Нинмуг, Нидаба и Нанше, — все получили соответствующую власть и знаки своего достоинства, но она, Инанна, осталась в пренебрежении и обойдена вниманием. Похоже, что Энки вынужден защищаться от этих жалоб, и он пытается умиротворить Инанну, напомнив ей, что она уже обладает множеством прерогатив и знаков достоинства — «посохом, жезлом и заботой пастырства», ответами оракула по поводу войны и битвы, изготовлением одеяний, властью уничтожать «неуничтожимое» и губить «непогубимое». Он также дает Инанне свое особое благословение. После ответа Энки Инанне поэма завершается четырьмя строками, содержащими гимн Энки.

Другой миф об Энки содержит запутанный и пока еще до известной степени темный рассказ, касающийся райской страны Дильмун, которую, вероятно, надлежит отождествлять с древней Индией.12) В очень кратком изложении сюжет этого шумерского мифа о рае, повествующего, однако, о богах, а не о людях, таков.

Дильмун — «чистая», «непорочная» и «светлая» страна, «страна живых», не знающая ни болезней, ни смерти. Однако ей недостает пресной воды, столь необходимой для животной и растительной жизни. Поэтому великий бог воды Энки приказывает богу солнца Уту наполнить Дильмун пресной водой, добытой из земли. Дильмун таким образом превращается в божественный сад с плодоносными полями и лугами.

В этом рае богов богиня Нинхурсаг, великая матерь шумерских богов (по происхождению, вероятно, Мать-Земля), взращивает восемь растений. Ей удается вызвать их к жизни лишь после сложного процесса, в котором участвуют три поколения богов, зачатых богом воды и рожденных, как неоднократно подчеркивает наша поэма, без малейшей боли или родовых мук. Но, вероятно, из-за того, что Энки желает попробовать эти растения, его посланец, двуликий бог Изимуд, срывает их одно за другим и передает своему господину Энки, который и съедает их по одному, после чего разгневанная Нинхурсаг изрекает ему смертельное проклятие. Очевидно, с целью подчеркнуть, что она не передумает и не смягчится, Нинхурсаг исчезает из собрания богов.

Здоровье Энки начинает ухудшаться, восемь его органов поражены болезнью. Видя, что Энки быстро слабеет, боги в знак траура сидят в пыли. Энлиль, бог воздуха, царь шумерских богов, кажется, не способен справиться с возникшей ситуацией, и тогда к богам обращается с речью лиса. Она говорит Энлилю, что, если ее должным образом вознаградят, она, лиса, берется возвратить Нинхурсаг назад. И действительно, лисе удается каким-то образом (соответствующее место в табличке, к несчастью, разбито) добиться возвращения богини-матери и излечения умирающего бога воды. Нинхурсаг усаживает его у своего лона и, вопросив о том, какие восемь органов его тела [127] причиняют ему страдания, производит на свет восемь соответствующих божеств-исцелителей, и Энки таким образом возвращается к жизни.

Хотя наш миф говорит скорее о божественном, чем о человеческом рае, он содержит многочисленные параллели с библейским повествованием о рае. Прежде всего, имеются некоторые основания полагать, что само представление о рае, божественном саде — шумерского происхождения. Шумерский рай находится, согласно нашей поэме, в Дильмуне. Именно в этом самом Дильмуне располагали позже вавилоняне, семитский народ, покоривший шумеров,13) свою «страну живых» и обитель бессмертных. И это указывает, что и библейский рай, который описывается как сад, расположенный на востоке, в Эдеме, и дающий из своих источников начало четырем «мировым рекам», включая Тигр и Евфрат, мог первоначально быть тождественным Дильмуну, райской стране шумеров.

И то место нашей поэмы, которое описывает орошение Дильмуна пресной водой, осуществленное богом солнца, напоминает Библию: «Но пар (?) поднимался из земли и орошал все лицо земли» (Быт. 2, 6). Рождение богинь без боли и родовых мук освещает происхождение наложенного на Еву проклятия: впредь ее участь — в муках рожать детей своих. Наконец, достаточно очевидно, что поедание богом Энки восьми растений и проклятие, наложенное на него за этот проступок, напоминают о плоде древа познания добра и зла, съеденном Адамом и Евой, и проклятии, наложенном на каждого из них за это грешное деяние.

Но, вероятно, наиболее интересным результатом нашего сравнительного анализа шумерской поэмы является объяснение одного из наиболее озадачивающих мотивов библейского повествования о рае — знаменитого описания сотворения Евы, «матери всего живого», из ребра Адама. Почему же из ребра? Почему еврейский повествователь счел наиболее подходящим выбрать именно ребро, а не какую-либо другую часть тела для сотворения женщины, чье имя Ева, согласно библейскому указанию, означает примерно «дающая жизнь»? Ответ на этот вопрос становится вполне ясным, если предположить существование шумерского литературного первоисточника, подобного нашей поэме о Дильмуне и лежащего в основе библейского [129] повествования о рае. Ибо в нашей шумерской поэме одним из заболевших членов Энки является ребро. Шумерское же слово, означающее «ребро», звучало ти. Богиня, созданная для исцеления ребра Энки, именовалась по-шумерски Нин-ти — «госпожа ребра». Но то же самое шумерское слово ти означает «животворить», «давать жизнь».14) Следовательно, имя Нин-ти может также означать «госпожа, дающая жизнь». Поэтому в шумерской литературе на основе игры слов «госпожа ребра» стала отождествляться с «госпожой, дающей жизнь». Именно этот литературный каламбур (один из самых древних) был перенесен в библейское повествование и увековечен в нем, хотя здесь, конечно, он утратил основание, ибо еврейские слова, означающие «ребро» и «дающая жизнь», вовсе не похожи друг на друга.

Существует также миф об Энки и Нинхурсаг, рассказывающий о сотворении человека «из глины, что над бездной». Повествование начинается с рассказа о тех затруднениях, которые испытывали боги в добывании себе пищи, особенно, как и следовало ожидать, после появления на свет женских божеств. Боги жалуются на свою участь, но Энки, бог воды, который в качестве шумерского бога мудрости должен был бы прийти им на помощь, почивает в глубине вод и не может их услышать. По этой причине его мать, Первоначальное море, «матерь, породившая всех богов», сообщает Энки о жалобах богов, говоря:

«О мой сын, поднимись с ложа... мудрое сделай,
Сотвори богам слуг, да порождают себе подобных (?)».

Энки обдумывает задачу, призывает на помощь «целый сонм» добрых и благородных «творцов» и говорит своей матери Намму, Первоначальному морю:

«О мать, создание, что ты назвала, существует,
Придай ему образ (?) богов;
Смешай сердце глины, что над бездной,
Добрые и благородные творцы сгустят глину,
Ты же, ты сотвори члены;
Нинмах15) потрудится больше тебя,
Богини (рождения) помогут тебе в работе;
О мать, начертай его судьбу,
Нинмах придаст ему форму (?) богов,
Это — человек...»

Теперь поэма от сотворения человека, как такового, обращается к сотворению некоторых несовершенных человеческих типов с очевидной целью объяснить существование этих отклоняющихся от нормы творений. Поэма рассказывает о пире, устроенном Энки для богов, несомненно дабы отпраздновать сотворение человека. На этом празднестве Энки и Нинмах выпивают много вина и становятся чересчур деятельными. Нинмах берет немного глины, что над бездной, и создает шесть разновидностей людей, отклоняющихся от нормы, а Энки начертывает их судьбу и дает им хлеба для еды.

Когда Нинмах сотворила эти шесть типов людей, Энки решает и сам заняться творением. Способ, каким он это делает, неясен, но, как бы там ни было, созданное существо оказывается неудавшимся. Теперь Энки озабочен тем, чтобы Нинмах помогла этому несчастному созданию, и потому обращается к ней так:

«Тому, кого руки твои сотворили, я начертал судьбу.
Дал ему хлеб для еды;
Начертай судьбу тому, кого руки мои сотворили,
Дай ему хлеб для еды».

Нинмах пытается помочь существу, но все напрасно. Нинмах говорит с ним, но оно не может ответить. Она дает ему хлеб для еды, но оно не тянется за ним. Оно не может ни сидеть, ни стоять, ни согнуть колени. После долгой, но пока еще непонятной беседы между Энки и Нинмах богиня проклинает Энки за это больное, бессильное существо, сотворенное им, и Энки, кажется, воспринимает проклятие как должное.

Существует миф о Нинурте, боге ураганного южного ветра, содержащий мотив об убийстве дракона. После краткого гимна богу действие поэмы начинается со слов, обращенных к Нинурте Шаруром, его божественным оружием.16) По некоей неуказанной в тексте причине Шарур стремится уничтожить [131] Асага, демона болезней, обитающего в Куре, т. е. в Подземном царстве. В речи, которая наполнена фразами, восхваляющими героические качества и деяния Нинурты, Шарур побуждает бога напасть на чудовище и уничтожить его. Нинурта намеревается сделать то, о чем его просят. Но при первой попытке противник как будто оказывается ему не по силам, и он «мчится прочь, как птица». Шарур вновь обращает к Нинурте слова, придающие тому уверенность и мужество. Теперь Нннурта яростно обрушивается на Асага со всем оружием, находящимся в его распоряжении, и уничтожает демона.

Но после уничтожения Асага Шумер постигает большая беда. Первоначальные воды Кура поднялись на поверхность, и в результате их буйства пресная вода не достигает полей и садов.17) Боги Шумера, которые «носили его мотыгу и корзину», т. е. отвечали за орошение Шумера и подготовку земли к возделыванию, пришли в отчаяние. Тигр более не поднимался, в его русле не было «хорошей» воды.

Был сильный голод, ничто не росло,
В речках нельзя было вымыть руки,
Воды больше не поднимались,
Поля больше не орошались,
Не прорывались больше каналы,
Во всей стране ничто не росло,
Одни сорняки лишь произрастали.
Тогда Владыка обратил свой высокий дух на это.
Нинурта, сын Энлиля, сотворил великое.

Он взгромоздил над Куром груду камней и возвел перед Шумером как бы большую стену. Эти камни сдерживали «могучие воды», и в результате воды Кура не могли более подниматься на поверхность земли. Что же касается тех вод, которые уже залили страну, то Нинурта собрал их и отвел в Тигр. Переполненный Тигр мог теперь орошать поля. Вот как говорит об этом поэт:

Что было рассеяно, он собрал,
То, что из Кура было рассеяно, [132]
Он отвел и сбросил в Тигр,
Высокие воды пролил тот на поля.
Смотри, теперь все, что есть на земле,
Радуется Нинурте, царю страны.
Поля обильно дают зерно,
Виноградник и сад приносят плоды,
Собрана жатва в житницы и копны,
Владыка траур изгнал из страны,
Возвеселил он души богов.

Прослышавшая о великих и героических деяниях своего сына, его мать Нинмах была охвачена любовью к нему и таким беспокойством, что не могла уснуть в своей опочивальне. Поэтому она обращается издали к Нинурте с мольбой о разрешении посетить его и взглянуть на него. Нинурта смотрит на нее «взглядом жизни», говоря:

«Госпожа, раз ты хочешь явиться в Кур,
Нинмах, если ради меня ты войдешь во враждебный край,
Если ты не боишься ужаса битвы, коим я окружен,
Пусть же холм, что насыпал я, герой,
Впредь зовется Хурсаг,18) а ты будь царицей его».

Затем Нинурта благословляет Хурсаг, дабы гора могла производить все виды лекарственных трав, вино и мед, различные деревья, золото, серебро и бронзу, крупный и мелкий скот и всех «четвероногих тварей». После этого благословения Нинурта обращается к камням, проклиная те, которые были его врагами в битве с демоном Асагом, и благословляя те, которые были его друзьями.

Немало шумерских мифов группируется вокруг честолюбивой, энергичной и требовательной богини любви Инанны — аккадской Иштар — и ее супруга, бога-пастуха Думузи — библейского Таммуза. Две версии мифа рассказывают о сватовстве Думузи к богине. Согласно одной из них, он состязается из-за ее любви с богом-земледельцем Энкимду и добивается успеха лишь после долгого и ожесточенного спора и угроз прибегнуть к силе. Согласно другой версии, Думузи, видимо, [133] был немедленно и с готовностью принят Инанной в качестве возлюбленного и супруга. Но он и не воображал, что этот брак с Инанной приведет его к погибели и что его в буквальном смысле слова утащат в ад. Об этом рассказывается в одном из наиболее хорошо сохранившихся шумерских мифов, именуемом «Сошествие Инанны в Подземное царство». Этот миф был опубликован и исследовался трижды в течение последних двадцати пяти лет, но его надо рассматривать снова в свете нескольких неизвестных до сих пор табличек и фрагментов. Миф рассказывает следующее.

Инанна, «царица небес», честолюбивая богиня любви и войны, ставшая женой сватавшегося к ней пастуха Думузи, решает спуститься в Подземное царство, дабы сделаться его владычицей и таким образом, вероятно, воскресить мертвых. Для этого она собирает надлежащие божественные законы и, украсив себя царскими одеждами и драгоценностями, готова вступить в «страну без возврата».

Царицей Подземного царства является ее старшая сестра и злейший враг Эрешкигаль, шумерская богиня смерти и мрака. Не без оснований опасаясь, как бы сестра в своем царстве не предала ее смерти, Инанна наставляет своего визиря Ниншубура,19) который всегда готов к ее услугам; если через три дня она не возвратится, он должен начать оплакивать ее гибель в собрании всех богов. Затем он должен пойти в Ниппур, город Энлиля, главного бога шумерского пантеона, и умолять его спасти ее и не дать ей быть умерщвленной в Подземном царстве. Если Энлиль откажется, Ниншубур должен идти в Ур, город бога луны Наины, и повторить свои мольбы. Если Нанна тоже откажется, он должен пойти в Эриду, город бога мудрости Энки, который «знает пищу жизни», «знает воду жизни» и, несомненно, придет ей на помощь.

Затем Инанна спускается в Подземное царство и приближается к лазуритовому храму Эрешкигаль. У ворот ее встречает главный привратник, который желает знать, кто она такая и зачем пришла. Инанна выдумывает ложную причину для своего визита, и привратник согласно указаниям своей госпожи проводит ее через семь ворот Подземного царства. При проходе через каждые из этих ворот с нее, несмотря на ее протесты, снимают по частям одежды и украшения. Наконец ее проводят через последние ворота и, совершенно обнаженную, ставят [134] на колени перед Эрешкигаль и Ануннаками, семью ужасными судьями Подземного царства. Они бросают на Инанну свои смертоносные взгляды, и Инанна превращается в труп, который затем подвешивают на колышек, вбитый в стену.

Прошло три дня и три ночи. На четвертый день Ниншубур, видя, что его госпожа не возвращается, начинает свой обход богов, как она ему велела. И Энлиль, и Нанна, как и предполагала богиня, отказывают в помощи. Но Энки придумывает план возвращения ее к жизни. Энки создает два бесполых существа, кургарру и калатурру, вверяет им «пищу жизни» и «воду жизни» и велит отправиться в Подземное царство, где Эрешкигаль, «мать-родильница» лежит в муках «из-за своих детей», ничем не прикрытая, и непрерывно стенает: «О мои внутренности, о мое тело!» Они же, кургарру и калатурру, должны сочувственно вторить ее крику и добавлять: «От моих внутренностей к твоим внутренностям, от моего тела к твоему телу».20) Им тогда предложат в качестве подарков воду рек и зерно полей,21) но, предупреждает Энки, они не должны их принимать. Вместо этого они должны сказать: «Дай нам тело, висящее на гвозде», а затем посыпать его «пищей жизни» и окропить «водой жизни», которые он им дал, и воскресить тем самым Инанну. Кургарру и калатурру точно исполняют указания Энки, и Инанна возвращается к жизни.

Но, хотя Инанна снова жива, ее беды далеко еще не кончились, ибо существует нерушимый закон «Страны без возврата»: тот, кто вошел в ее ворота, не может возвратиться в наземный мир, если только не представит себе замену. Действие этого закона распространяется и на Инанну. Ей и в самом деле дозволено подняться на землю, но только в сопровождении толпы безжалостных демонов, которые должны возвратить ее в преисподнюю, если она не сможет представить другое божество, которое займет ее место. Окруженная этими отвратительными стражами, Инанна прежде всего посещает два шумерских города — Умму и Бад-тибиру. Боги-покровители этих городов, Шара и Латарак, при виде этих посланцев Подземного царства приходят в ужас, облачаются в рубище и ползают перед Инанной в пыли. Инанна, видимо, удовлетворена их [135] смирением, и, когда демоны грозят утащить их в Подземное царство, она сдерживает демонов и тем спасает жизнь двум богам.

Продолжая свое путешествие, Инанна и демоны прибывают в Куллаб, район шумерского города-государства Урук. Царем этого города является бог-пастух Думузи, который, вместо того чтобы оплакивать сошествие своей супруги в Подземное царство, где она подверглась мучениям и смерти, «надел прекрасные одежды, воссел на высоком троне», т. е. праздновал и радовался. Разгневанная Инанна окидывает его «взглядом смерти» и передает в руки ревностных и беспощадных демонов, дабы те унесли его в Подземное царство. Думузи бледнеет от ужаса и плачет. Он воздевает руки к небесам и взывает к богу солнца Уту, который является братом Инанны и, следовательно, свояком Думузи. Думузи просит Уту помочь ему избегнуть когтей демонов, превратив его руки в руки змеи и ноги — в ноги змеи.

Но здесь, как раз на середине молитвы Думузи, имеющиеся у нас таблички с текстом мифа обломаны, и читатель остается в неведении относительно дальнейшего хода событий. Теперь, однако, нам известен печальный конец этой истории. Несмотря на трехкратное вмешательство Уту, Думузи уносят в Подземное царство в качестве возмещения за Инанну, его разгневанную и озлобленную супругу. Мы знаем об этом из почти неизвестной до сих пор поэмы, которая, собственно, не является частью «Сошествия Инанны в Подземное царство» и в которой говорится о превращении Думузи не в змею, а в газель. Это новое сочинение было обнаружено на двадцати восьми табличках и фрагментах, датируемых с 1750 г. до н.э. Его полный текст был собран и предварительно переведен лишь недавно, хотя некоторые из его отрывков были опубликованы десятилетия назад. Действительно, первые отрывки этого мифа были опубликованы молодым шумерологом Гуго Радау еще в 1915 г., но они содержали только последние строки поэмы, вследствие чего ее смысл оставался непонятным. В 1930 г. французский ученый Анри де Женуйяк опубликовал еще два отрывка, содержащих пятьдесят пять начальных строк поэмы. Но так как вся средняя часть поэмы оставалась неизвестной, не было возможности установить, что отрывки, опубликованные Радау и Женуйяком, принадлежат к одной и той же поэме. Около 1953 г. стали доступны еще шесть опубликованных и неопубликованных отрывков, и сотрудник Восточного института, один из ведущих шумерологов мира, Торкильд Якобсен, был первым, [136] кто дал представление о содержании этой поэмы и перевел некоторые ее части. В дальнейшем я определил как принадлежащие к этой же поэме еще девятнадать таблиц и фрагментов, десять из которых находятся в Музее Древнего Востока в Стамбуле. Находка всех этих новых документов дала наконец долгожданную возможность восстановить текст поэмы почти полностью и подготовить пробный перевод, на котором и основан очерк ее содержания.22)

Миф начинается строками, в которых автор задает общий меланхолический тон своему повествованию. Думузи, пастырь Урука, ощущает ужасное предчувствие надвигающейся смерти и поэтому уходит на равнину с глазами, полными слез, и с горькой жалобой:

Его сердце исполнено слез, он идет на равнину,
Сердце пастыря исполнено слез, он идет на равнину,
Сердце Думузи исполнено слез, он идет на равнину,
Он повесил свирель (?) себе на шею, дал волю жалобе:23)
«Начинай жалобу, начинай жалобу, о равнина, начинай жалобу!
О равнина, начинай жалобу, начинай причитанье (?)!24)
Среди раков речных начинай жалобу!
Средь лягушек речных начинай жалобу!25)
Да воскликнет моя мать слова (жалобы),
Да воскликнет моя мать, моя Сиртур, слова жалобы,
Да воскликнет моя мать, у которой нет (?) пяти хлебов (?), слова (жалобы),
Да воскликнет моя мать, у которой нет (?) десяти хлебов (?), слова (жалобы).26) [137]
В день, когда я умру, будет некому печься (?) о ней,
На равнину, как моя мать, да прольют глаза мои слезы (?),
На равнину, как моя сестричка, да прольют глаза мои слезы».27)

Думузи, продолжает поэт, ложится затем спать и видит вещий, предрекающий беду сон:

Средь ростков (?) он улегся, средь ростков (?) он улегся,
пастырь среди ростков (?) улегся,
Когда пастырь средь ростков улегся, он сон увидел.28)
Он поднялся — то сон, задрожал (?) — то виденье!
Он глаза протер, он охвачен страхом.

Теперь к смятенному Думузи приводят его сестру Гештинанну, божественную поэтессу, певицу и толковательницу снов, и Думузи рассказывает ей о своем зловещем видении:

«Мой сон, о сестра, мой сон, вот суть моего сна:
Тростники вздымались вокруг меня, тростники прорастали вокруг меня,
Одинокий камыш надо мной склонился,
Из двойных камышей один от меня забрали,
В чаще деревья высокие (?) грозно высились надо мною.
На мое священное сердце вода пролита,
От моей маслобойки священной подставка (?) исчезла,
Священная чаша с гвоздя своего упала,
Исчез мой пастырский посох,
Сова схватила...
Сокол ягненка схватил когтями,
Мои козлы в пыли влачат лазуритовые бороды, [138]
Мои овцы землю скребут, подогнув ноги,
Маслобойка опрокинута, молоко не налито,
Чаша опрокинута, Думузи нет среди живых, отдан стан на волю ветра».29)

Гештинанну глубоко взволновал сон, приснившийся ее брату:

«О брат мой, недобр сон, что ты мне поведал!30)
Думузи, недобр сон, что ты мне поведал!
Тростники вздымались вокруг тебя, тростники прорастали вокруг тебя —
Злодеи восстанут, чтоб напасть на тебя,
Одинокий камыш над тобой склонился —
Мать, что тебя родила, головою поникнет,
Из двойных камышей один от тебя забрали —
Я и ты — один из нас будет забран...»

Так истолковывает Гештинанна, деталь за деталью, мрачное и зловещее сновидение своего брата и заканчивает предупреждением, что галла, демоны Подземного царства, приближаются к нему и что он должен немедленно скрыться.

Думузи соглашается с этим и просит свою сестру не выдавать его убежище демонам:

«Сестра, я скроюсь в траве, не выдай мое убежище!
Я скроюсь средь мелких растений, не выдай мое убежище!
Я скроюсь средь крупных растений, не выдай мое убежище!
Я скроюсь в каналах Араллу, не выдай мое убежище!» [139]

Гештинанна отвечает ему:

«Если я выдам твое убежище, да растерзают меня твои псы,
Черные псы, твои псы „пастушества",
Дикие31) псы, твои псы „владычества", да растерзают меня твои псы».

Итак, демоны галла, жестокие существа, которые

Не едят пищи, не знают питья,
Муки, что посыпана, не вкушают,
Не пьют возлиянной воды,
Не принимают даров приятных,32)
Супруг не обнимают с лаской,
Детей любезных не целуют...

являются и начинают искать Думузи, но не могут его найти. Они хватают его сестру Гештинанну и пытаются подкупить ее, чтобы узнать его убежище, но Гештинанна остается верной своему слову. Однако Думузи возвращается в город, вероятно, из страха, что демоны убьют его сестру. Здесь галла хватают его,33) подвергают жестокому избиению, крепко связывают по рукам и ногам и собираются утащить в Подземное царство. Тогда Думузи обращается к Уту, богу солнца, брату его жены, Инанны, покровительницы города Урука, с мольбой превратить его в газель, дабы он мог убежать от демонов и унести свою «душу» в некое место (пока еще не идентифицированное), или, как говорит сам Думузи:

«Уту, ты брат моей жены, я муж твоей сестры,
Я тот, кто приносит пищу в Эанну,34)
Брачные дары в Урук приносил я,
Я целовал святые уста,
Ласкал святое лоно Инанны —
Преврати мои руки в руки газели,
Преврати мои ноги в ноги газели,
Да избегну я моих демонов галла,
Да унесу свою душу в ...» [140]

Бог солнца внял мольбе Думузи. Как говорит поэт:

«Уту принял как дар его слезы,
Как милосердец явил милосердье,
Превратил его руки в руки газели,
Превратил его ноги в ноги газели,
Он избег своих демонов галла,
Унес свою душу в ...»

Все было напрасно. Преследователи вновь хватают его и вновь подвергают избиению и пыткам. Поэтому Думузи вновь обращается к богу солнца Уту с мольбой превратить его в газель. Но на этот раз он намерен унести свою душу в дом богини, известной как «Белили, мудрая старая госпожа». Уту исполняет его просьбу, и Думузи является в дом Белили, взывая:

«Белили, я не просто человек, я — муж богини,
Возлиянной воды дозволь испить мне,
Посыпанной муки дозволь поесть мне».

Но, едва только она дозволила ему вкусить пищи и питья, в третий раз появляются демоны и опять бьют и мучат Думузи. Уту вновь превращает его в газель, и Думузи бежит в пастушеский стан своей сестры Гештинанны. Но все тщетно, пять демонов галла входят в стан, бьют Думузи по щеке гвоздем и палками, и Думузи умирает. Процетируем печальные строки, завершающие поэму:

Первый галла вошел в стан,
По щеке ударяет Думузи острым (?) гвоздем (?),
Второй галла вошел в стан,
По щеке ударяет Думузи пастушеским посохом,
Третий входит в пастушеский стан,
У маслобойки священной подставка (?) исчезла,
Четвертый входит в пастушеский стан,
Священная чаша с гвоздя упала,
Пятый входит в пастушеский стан,
Маслобойка опрокинута, молоко не налито,
Чаша опрокинута, Думузи нет средь живых, отдан стан на волю ветра.35) [141]

Так Думузи, жертва любви и ненависти Инанны, приходит к трагическому концу.36) Но не все мифы об Инанне имеют отношение к Думузи. Один из них, например, повествует о том, как с помощью хитрости богиня овладевает божественными законами ме, которые управляют человечеством и всеми его установлениями. Этот миф представляет значительный этнографический интерес. Поскольку его автор счел желательным дать в связи с повествованием полный перечень ме, он разделил цивилизацию, как он ее себе представлял, на более чем сотню культурных черт и комплексов, относящихся к политическим, религиозным и общественным установлениям человека, искусству и ремеслам, музыке и музыкальным инструментам, а также к многообразным интеллектуальным, эмоциональным и политическим аспектам человеческого поведения. В кратком очерке содержание этого мифа выглядит так.

Инанна, царица небес, богиня-покровительница Урука, желает увеличить благополучие и процветание своего города, сделать его центром шумерской цивилизации и тем возвысить свое имя и славу. Поэтому она решает отправиться в Эриду, древнюю и почитаемую обитель шумерской культуры, где в своей водной бездне, Абзу, живет Энки, Владыка премудрости, «который ведает самое сердце богов», ибо Энки подведомственны все божественные установления, которые лежат в основе цивилизации. И если она сможет, честным путем или с помощью обмана, овладеть ими и принести их в свой город Урук, его и ее слава поистине превзойдут все. Когда она приближается к Абзу, Энки, несомненно подпавший под обаяние Инанны, зовет своего вестника Изимуда и обращается к нему так:

«Приди, мой вестник, слушай мои повеленья,
Слово тебе скажу, прими мое слово.
Дева, совсем одна, направляется в Абзу,
Инанна, совсем одна, направляется в Абзу,
Деву введи в Абзу Эриду, [142]
Есть ей дай ячменную лепешку с маслом,
Возлей прохладной воды, освежающей сердце,
Дай ей пива испить из „львиного лика"37)
На священном столе, столе Неба,
Скажи Инанне слова привета».

Изимуд исполнил поручение своего господина, и Инанна с Энки усаживаются пировать. После того как их сердца возвеселились под влиянием напитков, Энки воскликнул:

«Клянусь могуществом, клянусь моим могуществом,
Чистой Инанне, моей дочери, я подарю божественные законы».

После этого он передает Инанне, целыми группами, более ста божественных законов, которые, согласно нашему автору, определяют основные черты цивилизации, как он ее понимал. Инанна с великой радостью принимает дары, предложенные ей опьяневшим Энки. Забрав их, она нагружает ими Небесную Ладью и поспешно отбывает из Урука со своим бесценным грузом. Но когда испарились последствия пира, Энки обнаружил, что ме исчезли из хранилища. Энки обращается к Изимуду, который и объясняет ему, что он, Энки, сам подарил их своей дочери Инанне. Обеспокоенный Энки горько сожалеет о своей щедрости и решает любой ценой помешать Небесной Ладье достигнуть Урука. Для этого он отправляет своего вестника Изимуда в сопровождении морских чудовищ с заданием настичь Инанну и ее ладью на первой из семи остановок между Эриду и Уруком. Здесь морские чудовища должны отнять у Инанны Небесную Ладью. Самой Инанне, однако, должно быть дозволено продолжать свой путь в Урук пешком.

Изимуд действует согласно приказу. Он перехватывает Инанну и Небесную Ладью и сообщает богине, что Энки передумал и что, хотя сама она и вольна продолжать свой путь в Урук, ему придется забрать у нее ладью и ее драгоценный груз и возвратить все в Эриду. Тогда Инанна грубо бранит Энки за нарушение слова и клятвы, обращается за помощью к своему советнику богу Ниншубуру, и тот спасает ее и ладью от Изимуда и морских чудовищ. Энки стоит на своем: вновь и вновь посылает он Изимуда, сопровождаемого различными морскими чудовищами, захватить Небесную Ладью. Но Ниншубур [143] всякий раз приходит на помощь своей госпоже. В конце концов Инанна и ее ладья, целые и невредимые, прибывают в Урук, где среди торжества и ликования восхищенных обитателей города выгружают по одному божественные ме.

Существует миф об Инанне, в котором важную роль играет смертный человек. Содержание этого мифа таково.

Жил некогда садовник по имени Шукаллитуда, все усилия и усердные труды которого приводили его к одним лишь неудачам. Хотя он тщательно орошал свои борозды и грядки, растения увядали. Яростные ветры хлестали его по лицу «пылью гор». Все, о чем он усердно заботился, превращалось в пустошь. Поэтому он обратил свой взор к востоку и к западу, к звездным небесам, изучил приметы, постиг божественные законы. Благодаря своей вновь приобретенной мудрости, он посадил в саду дерево сарбату (пока еще не ясно, что это было за дерево), чья широкая тень простиралась от восхода до заката. В результате этого древнего агрономического эксперимента сад Шукаллитуды пышно расцвел всеми видами растений.

Однажды, продолжает наш миф, богиня Инанна, обошедшая небо и землю, прилегла, чтобы дать отдых усталому телу, недалеко от сада Шукаллитуды. Он же, подглядывавший за ней с опушки своего сада, воспользовался ее крайней усталостью и овладел богиней. Когда настало утро и взошло солнце, Инанна в ужасе огляделась и решила во что бы то ни стало разыскать смертного, который столь позорно обесчестил ее. С этой целью она насылает на Шумер три бедствия. Прежде всего, она заполняет кровью все водные источники страны, так что все пальмовые рощи и виноградники пропитываются кровью. Во-вторых, она насылает на страну разрушительные ветры и бури. Сущность третьего бедствия неясна, так как описывающие его строки сильно повреждены. Но, несмотря на все три бедствия, Инанна не в состоянии обнаружить своего оскорбителя, ибо после каждого бедствия Шукаллитуда отправляется в дом своего отца и извещает его об угрожающей ему, Шукаллитуде, опасности. Отец советует сыну направить свои стопы к братьям, к «народу черноголовых», т. е. к народу Шумера, и держаться поближе к городским центрам. Шукаллитуда следует его совету, и в результате Инанна не может его найти.

После третьей неудачи Инанна с горечью убеждается, что она не в силах отомстить за нанесенное ей оскорбление. Поэтому она решает отправиться в Эриду, в дом бога Энки, шумерского [144] бога мудрости, и попросить у него совета и помощи. К сожалению, на этом месте табличка, на которой записан миф, обломана, и конец рассказа остается пока неизвестным.

Если не считать упоминаний о человечестве в целом, смертные играют в шумерской мифологии незначительную роль. Существует кроме только что описанного мифа об Инанне и Шукаллитуде еще лишь один миф, касающийся смертного человека. Это — широко известный рассказ о потопе, столь важный для сравнительного исследования Библии. К сожалению, до сих пор была обнаружена лишь одна табличка с текстом этого мифа и эта табличка сохранилась лишь на одну треть. Начало мифа отломано, и первые доступные пониманию строки повествуют о сотворении человека, растительности и животных, о небесном происхождении царской власти, об основании и наименовании пяти допотопных городов, которые были переданы пяти божествам-покровителям. Мы узнаем далее, что многие божества были огорчены и опечалены решением богов устроить потоп и уничтожить человечество. Зиусудра, шумерский двойник библейского Ноя, вводится затем в рассказ в качестве благочестивого, богобоязненного царя, который постоянно обращается к божественным видениям и откровениям. Расположившись у стены, он слышит голос божества, вероятно Энки, извещающий его, что собрание богов приняло решение наслать на землю потоп и «истребить семя человечества».

Миф, видимо, должен был продолжаться в виде подробных наставлений Зиусудре построить огромный корабль и тем спастись от погибели. Но все это отсутствует из-за довольно большого повреждения таблички. Когда же текст возобновляется, мы обнаруживаем, что потоп уже пришел на землю во всей своей ярости и бушует семь дней и семь ночей. После этого появляется бог солнца Уту, освещая и согревая землю, и Зиусудра простирается перед ним и преподносит ему в жертву быков и овец. Последние сохранившиеся строки мифа описывают обожествление Зиусудры: после того как он простерся перед Аном и Энлилем, ему была дана «жизнь, как богу», и он был перенесен в Дильмун, божественную райскую страну, «место, где восходит солнце».

Наконец, существует шумерский миф, который, хотя и посвящен одним только богам, предоставляет нам некоторую любопытную информацию о семитических кочевых народах, известных как марту. Действие этого повествования происходит в Нинабе, «городе городов, стране благородства», — пока еще не [145] установленном пункте Месопотамии. Его божеством-покровителем является как будто Марту, бог кочевых семитов, обитавших к западу и юго-западу от Шумера. Время, когда происходили события мифа, описано в загадочных, противоречивых и темных фразах:

Нинаб был, Актаба не было.
Священная корона была, священной тиары не было...

Повествование начинается с того, что бог Марту решает жениться. Он просит свою мать найти ему жену, но мать советует ему пойти и отыскать жену согласно его собственному желанию. Однажды, продолжает повествование, в Нинабе был устроен великий праздник, и на него пришел со своей женой и дочерью Нумушда, бог-покровитель Казаллу, города-государства, расположенного на северо-востоке Шумера. Во время празднества Марту совершает некое героическое деяние, обрадовавшее сердце Нумушды. В награду он предлагает Марту серебро и лазурит. Но Марту отказывается: руку дочери Нумушды — вот что требует он в качестве награды. Нумушда радостно дает свое согласие, его дочь — тоже, хотя ее подруги и пытаются отговорить ее от брака с Марту, говоря:

«Он живет в шатрах, под дождем, и ветром,
Ест невареное мясо,
Не имеет дома, пока он жив,
Ни могилы, когда умрет».
Аккад

Мифы аккадцев, т. е. вавилонян и ассирийцев, довольно сильно отклоняются от своих шумерских прототипов. Но по крайней мере два из них — «Сошествие Иштар в Подземное царство» и рассказ о «Потопе» — почти идентичны известным шумерским оригиналам. Однако даже и те мифы, для которых пока что не обнаружено никаких шумерских соответствий, содержат мифологические темы и мотивы, отражающие шумерские источники, не говоря уже о том факте, что большинство упоминаемых богов составляют часть шумерского пантеона. Из этого, однако, не следует, что аккадские поэты рабски подражали своим шумерским предшественникам. Они вводили множество инноваций и изменений как в темы, так и в сюжеты мифов. Но в целом аккадские писатели не могли избежать глубокого и всепроникающего влияния шумерского наследия. [146]

Наиболее известными из аккадских мифов является поэма о сотворении мира, именуемая обычно «Энума элиш» — по двум ее начальным словам, означающим «когда вверху». В действительности поэма была создана не столько для того, чтобы поведать историю творения, сколько для прославления вавилонского бога Мардука. Но именно для этой цели она повествует о творческих деяниях Мардука и является, таким образом, основным источником аккадских космогонических представлений. Так, поэма рассказывает нам, что в начале времен, когда еще «вверху неназванным небо, внизу земля безымянной были»,38) существовали только первоначальные океаны Тиамат и Апсу (шумерское Абзу). Затем, в некое неопределенное время, были рождены несколько поколений богов, и одним из этих богов был Эа,39) шумерский Энки, бог мудрости. Однако эти боги раздражали Апсу и Тиамат своей непрестанной суетой и шумом, и Апсу решил покончить с ними, хотя его жена Тиамат уговаривала его смилостивиться. К счастью для богов, Эа сумел убить Апсу при помощи магических заклинаний. Затем Эа соорудил на мертвом Апсу свою собственную обитель, и здесь его жена породила Мардука, героического и импозантного бога. Скоро Мардуку представился случай на деле доказать свою доблесть и спасти богов от Тиамат, вознамерившейся отомстить за смерть своего мужа Апсу при помощи нескольких богов-перебежчиков и целого войска злобных чудовищ. После этой победы Мардук сотворил небо и землю из гигантского тела Тиамат, разрубив его надвое. Потом он сотворил обиталища богов, начертал небесные созвездия, воздвиг ворота, через которые могло всходить и заходить солнце, и заставил сиять луну. Затем, дабы избавить богов от физического труда, Мардук с помощью своего отца Эа сотворил людей из крови Кингу, мятежного бога, который был предводителем враждебных войск Тиамат. После этого благодарные боги воздвигли Эсагилу, храм Мардука в Вавилоне, устроили радостный пир и провозгласили пятьдесят имен Мардука, передающих ему власть практически всех главных богов аккадского пантеона.

Существуют, в дополнение к версии «Энума элиш», многие другие, гораздо более краткие рассказы о сотворении мира, которые в многочисленных деталях отличаются и друг от [147] друга, и от «Энума элиш». Так, имеется один рассказ, использовавшийся в качестве пролога к заклинанию для очищения вавилонского храма. Он говорит, что вначале не было ничего: ни камыша, ни дерева, ни дома, ни храма, ни города, ни живых существ, и что «все страны были сплошным морем». Затем были сотворены боги и построен Вавилон. После этого Мардук устроил на поверхности вод сооружение из тростника и при помощи своей матери богини Аруру (шумерская Нинмах, она же Нинту, она же Нинхурсаг) сотворил людей. После человека Мардук создал степных зверей, реки Тигр и Евфрат, траву, камыши и тростники, зеленую поросль полей, земли, болота и чащи, корову и теленка, овцу и ягненка. И таким образом возникла твердая земля, и из кирпичей, сделанных в формах, были сооружены такие города, как Ниппур и Урук с их храмами и домами.

Согласно другому краткому рассказу, предназначавшемуся для чтения в связи с ритуалом по перестройке храма, небеса были сотворены богом Ану (шумерский бог неба Ан), в то время как Эа (шумерский Энки) сотворил твердую землю и все находящееся на ней. Он «отщипнул глину» от Апсу, своего морского жилища, и сотворил Куллу, бога кирпичей. Он сотворил тростниковые болота и леса, горы и моря, а одновременно и богов, ведающих такими ремеслами, как плотницкое дело, работа по металлу, резьба и камнетесная работа. Для того чтобы построенные храмы были обеспечены регулярными жертвоприношениями, он сотворил богов, надзирающих за зерном, скотом и вином, равно как и божественного повара, кравчего и верховного жреца. Наконец, для поддержания храмов и исполнения работ, которые богам иначе пришлось бы выполнять самим, они сотворили людей и царей.

Известен фрагментарный миф о творении, использовавшийся в качестве заклинания при родах. Из него сохранился лишь отрывок, повествующий о сотворении человека. Согласно этой версии, боги обратились к Мами, она же Аруру, богине-матери, известной также под шумерскими именами Нинту, Нинхурсаг и Нинмах, с просьбой сотворить человека «для несения ига» богов. Мами просит совета у Энки, и тот рекомендует ей сотворить человека в качестве существа отчасти божественного, смешав глину с кровью и плотью божества, убитого богами.

Существует также поэма о творении, посвященная прежде всего именно сотворению человека. Эта версия начинается с [148] сообщения, что после того, как «небо было отделено от земли» и земле была придана форма, а Тигр и Евфрат, вместе с их дамбами и каналами, были «устроены» и получили надлежащее направление, боги воссели в своем возвышенном святилище и Эллиль, царь богов, вопросил:

«Теперь, когда судьбы мира указаны,40)
Канал и дамба благоустроены,
Тверды берега Евфрата и Тигра,
Что же еще предстоит нам сделать?
Что же еще захотим сотворить мы?
О Ануннаки, великие боги,
Что же еще предстоит нам сделать?
Что же еще захотим сотворить мы?»

Тогда Ануннаки убеждают Эллиля, что богам надлежит сотворить человека из крови двух Ламга (богов-ремесленников), которых они убьют для этой цели. Участью человека, продолжают боги, на веки веков будет служение богам — возделывание и орошение полей и сооружение для них храмов и святилищ. В соответствии с этим были сотворены двое смертных по имени Уллегарра и Заллегарра (шумерские слова, значение которых еще не ясно), и эта пара была благословлена обильным плодородием и пышным изобилием, дабы они могли «денно и нощно» славить богов.

Насколько свободно аккадские поэты видоизменяли ходячие космогонические представления в соответствии с потребностями момента, хорошо показывает версия мифа о сотворении мира, использовавшаяся как заклинание против зубной боли, причиной которой, по представлениям аккадских медиков, был червь-кровосос, гнездящийся в деснах. Вот как излагает ее автор, который был одновременно поэтом, жрецом и врачом:

После того как Ану сотворил небо,
Небо сотворило землю, [149]
Земля сотворила реки,
Реки сотворили каналы,
Каналы сотворили болото,
Болото червяка сотворило.
Червяк явился к Шамашу,41) плача,
Слезы его текут перед Эа:
«Что вы мне для еды дадите,
Что вы мне для питья дадите?»
«Я дам тебе смоквы и абрикосы».
«Что мне смоквы и абрикосы?
Подними меня и дай мне жить
В середине зубов и десен,
Кровь из зуба сосать я буду,
Выгрызу из десны его корни».

Текст заканчивается указанием дантисту-заклинателю «ввести иглу и захватить его (червя) ногу», т. е., вероятно, извлечь больной нерв, и совершить дополнительный ритуал, включающий в себя смешивание «второсортного пива» и масла.

Среди некосмогонических мифов имеется один, повествующий об убиении порожденного морем огромного чудовища Лаббу, принесшего людям и их городам разорение и опустошение.

Другой миф посвящен уничтожению чудовищной птицы Зу, которая в своей необузданной жажде власти похитила из-под самого носа Эллиля «Таблички судеб» и узурпировала таким образом верховную власть богов. Сюжетный мотив этих двух повествований сходен; различные боги, получившие приказание выйти на битву с чудовищем, из жалкого страха уклоняются от этой чести, несмотря на обещанную награду; затем другое, доблестное божество — вероятно, Мардук или Нинурта — изъявляет согласие, убивает чудовище и получает надлежащую награду.

Один миф касается Подземного царства и рассказывает, как бог Нергал, первоначально небесный бог, становится царем преисподней, где до этого верховная власть принадлежала богине Эрешкигаль. Повествование начинается с того, что боги приглашают Эрешкигаль послать своего представителя на [150] устроенный ими пир, ибо сама богиня не может покинуть свое царство. Эрешкигаль принимает приглашение и посылает на пир Намтара, т. е. Рок, демона смерти. Намтар прибывает на небеса, где его любезно принимают и оказывают ему надлежащие понести все боги, кроме Нергала, который оскорбляет Намтара тем, что остается сидеть, в то время как все боги встают, чтобы приветствовать его. Желая отомстить за это оскорбление, Эрешкигаль требует, чтобы Нергал был выдан Подземному царству, где она предаст его смерти. Однако по просьбе Нергала бог Эа оказывает ему помощь, дав Нергалу четырнадцать демонов, которые должны сопровождать его в Подземное царство и вместе с ним противостоять Эрешкигаль. По прибытии в преисподнюю Нергал ставит четырнадцать демонов на страже у ее четырнадцати ворот, в то время как сам он, впущенный привратником Подземного царства во дворец, устремляется к Эрешкигаль, за волосы стаскивает ее с трона и хочет отсечь ей голову. Но Эрешкигаль жалобно молит его не убивать ее, а вместо этого стать ее мужем и принять власть над преисподней. Тогда Нергал целует ее, отирает ее слезы и соглашается стать владыкой и царем Подземного царства вместе с Эрешкигаль в качестве его супруги и царицы.

Существуют три мифологических сочинения, в которых главную роль играют смертные. В одном из них действующим лицом является мудрец из Эриду по имени Адапа, который мог бы обеспечить вечную жизнь себе самому и всему человечеству, если бы не последовал неразумному совету Эа, бога, обычно описываемого как лучший друг людей. Миф начинается с описания Аданы как «мудрого сына Эриду», «мудрейшего», «вождя среди людей», «искусного и премудрого», «безупречного и с чистыми руками»,42) который ежедневно снабжает пищей и питьем Эриду, город Эа. Однажды, когда Адапа выплыл в Персидский залив, чтобы наловить рыбы для святилища Эа, Южный Ветер поднял своим дыханием шторм и утопил его лодку. Разгневанный Адапа изрек проклятие Южному Ветру и тем сломал его крылья. Южный Ветер не дул на землю семь дней, и тогда бог неба Ану вопросил, в чем дело, и его визирь Илабрат рассказал ему о происшедшем. Вне себя от гнева. Ану поднялся со своего трона и закричал: «Пусть приведут его (Адапу) сюда!» [151]

Здесь вступает в повествование Эа и, кажется, нечаянно лишает Адапу и человечество наиболее желанного для них дара — дара бессмертия, ибо он дает Адапе такой совет: по дороге на небо и во дворец Ану Адапа должен носить свои волосы распущенными и нечесаными и быть одетым в траур. Это возбудит любопытство в двух небесных привратниках, Таммузе и Гишзиде, двух божествах, живших некогда на земле. Когда же они спросят его, почему он в трауре, Адапа должен заискивающе ответить, что он оплакивает «двух богов, которые исчезли с земли». Когда же они спросят его: «Кто эти два бога, которые исчезли с земли?», он должен ответить: «Это — Таммуз и Гишзида». Восхищенные этим льстивым ответом, они вступятся за Адапу перед гневным Ану.

Пока все хорошо. Но затем Эа добавляет еще один совет, который преднамеренно или нет, оказывается трагическим для Адапы и человечества. Этот совет в устах Эа звучит так: «Когда ты предстанешь перед Ану, тебе предложат пищу смерти — не ешь ее. Тебе предложат воду смерти — не пей ее». Но когда Адапа, облаченный в траур, прибывает на небеса, и Таммуз, и Гишзида, узнав вымышленную причину его траура, вступаются за него перед Ану, последний предлагает Адапе не пищу и воду смерти, но пищу и воду жизни. К несчастью, Адапа, строго следуя совету Эа, отвергает их и тем самым теряет счастливую возможность обеспечить себе и всему человечеству бессмертие. Ану отсылает его обратно на землю, где люди по-прежнему остаются жертвами болезней, хотя их можно до известной степени унять с помощью Нинкаррак, богини лекарств и врачевания.

Другим смертным, играющим главную роль в аккадском мифе, является Этана, считавшийся могущественным правителем династии города Киша, первым со времени возрождения человечества после легендарного потопа. Этана тоже поднимался на небеса, но не для того, чтобы, как в случае с Адапой, держать перед богами ответ за совершенный им проступок. Жгучим желанием Этаны было раздобыть «траву рождения», ибо, хотя он был благочестивым, богобоязненным царем, ревностно и неутомимо отправлявшим культ богов, на нем лежало проклятие бездетности и у него не было никого, кто продолжил бы его имя и род. Согласно мифу, Этану вознес на небо орел, спасенный им из ловушки, в которую его поймала змея, чью дружбу он предал и чьих детенышей сожрал. Если судить по многочисленным печатям, изображающим смертного, возносящегося [152] к небу на крыльях орла, миф об Этане был весьма популярен среди резчиков печатей.43)

Третий аккадский миф, в котором значительную роль играет смертный, посвящен мудрецу по имени Атрахасис и его многократным усилиям спасти человечество от уничтожения его богами, разгневанными бесконечными грехами и злодействами людей. К несчастью, сохранились лишь немногие фрагментарные отрывки этого сочинения, первоначально состоявшего из 1245 строк. Из этих отрывков мы узнаем, что боги, обеспокоенные и удрученные «человеческим шумом», насылали на человечество голод, бедствия, мор и болезни, так что люди были низведены до людоедства и самоистребления. Но Атрахасис вновь и вновь взывает о заступничестве к богу Эа, и тем или иным способом человечество оказывается спасенным — лишь для того, чтобы вновь увеличиться в числе и стать буйным и шумным. Согласно этому мифу, одним из истребительных бедствий, насланных богами, является потоп, и в этом случае человечество спасается тем, что Атрахасис по совету Эа строит себе гигантский корабль и погружает на него свою жену, семью, ремесленников, зерно, все свое имущество, равно как и степных животных, «всех, кто ест траву». Все это звучит просто как новая версия хорошо известных и весьма сходных шумерского, аккадского и библейского повествований о потопе, в которых, однако, героя зовут не Атрахасис, а Зиусудра, Утнапиштим и Ной.

Существует, наконец, миф, посвященный бедствиям и несчастьям, постигшим человечество, особенно аккадцев, хотя миф этот и завершается ноткой надежды. Но в этом случае спасителем человечества является не смертный, а бог. Этот миф, мало доступный для неспециалистов, будет здесь разобран более детально, ибо он примечателен во многих отношениях: его стиль и манера чрезвычайно поэтичны; некоторые из его идей и выражений, возможно, перекликаются с Библией; он завершается необычным эпилогом, до известной степени освещающим условия и обычаи литературного творчества в древности.44) [153]

Основными действующими лицами мифа являются бог чумы Эрра и его советник и постоянный спутник бог огня Ишум. После описания Эрры как «ужасного истребителя», который «опустошает равнину» и находит в этом радость и наслаждение, повествование рассказывает о лениво покоящемся Эрре, размышляющем о том, какое бы жестокое и разрушительное деяние ему теперь совершить. Тогда-то Сибби, его странное и и непонятное оружие «о семи телах», чье «дыхание — смерть», кто внушает страх и ужас всему живому,45) гневно обращается к медлительному Эрре:

«Восстань и шествуй вперед, о Эрра,
Как бледный старик, сидишь ты в городе,
Как хнычущий младенец, сидишь ты в доме,
Как те, кто не скачет в степи, едим мы женскую пищу.
Как те, кто не может сражаться, страшимся мы боя.

Восстань, герой, ступай на равнину,
Повергни ниц человека и зверя,
Боги услышат — и убоятся,
Цари услышат — и устрашатся,
Услышат демоны — и ужаснутся,
Могучий услышит — и затрепещет,
Горы услышат — и сотрясутся,
Море услышит — и содрогнется.

Слушай, Эрра, изрек я слово,
Добрый лук натянут, заострены стрелы,
Меч обнажен для убийства».

После этого Эрра обращается к своему визирю и советнику, своему «светочу» Ишуму и говорит:

«Открой ворота, в путь я отправляюсь,
Сибби, герой несравненный, пойдет со мной рядом,
Ты ж, мой советник, пойдешь за нами».

Ишум в тревоге выслушал эти слова: ему жаль людей, и он говорит Эрре: [154]

«Владыка, богам и царям ты злое замыслил,
На погибель стране ты злое замыслил,
Не возвратишься ль ты вспять?»
Эрра уста отверз и вещает,
Советнику Ишуму так говорит он:
«Умолкни, Ишум, и речь мою слушай,
О судьбе человека тебе я отвечу,
Слушай, Ишум премудрый, богов советник:
На небе — буйвол, лев — на земле, и царь в стране — я,
Средь богов я могуч, средь Игигов46) отважен, среди Ануннаков47) всесилен.
Так как люди не страшились моей речи
И слову Мардука не внимали,
Но поступали по своей воле,
Я подниму благого Мардука,
Уведу его из его жилища,
Всех людей уничтожу».

---

СКАЗАНИЕ ОБ ЭРЕШКИГАЛЬ И НЕРГАЛЕ
Страница 1

Вселенная, в представлении древних, делилась на три части: верхнюю — небо, где обитали боги и небесные светила, среднюю — землю, населенную людьми, и нижнюю — подземное царство, мир смерти и темных сил.

В шумеро-аккадской мифологии владыками подземного царства были богиня Эрешкигаль и ее супруг Нергал.

Существует несколько записей мифа о том, как Нергал стал мужем Эрешкигаль. Наиболее ранняя датируется ХIV веком до н. э. Она была найдена в египетском архиве в Телль-эль-Амарне и представляет собой учебный текст, по которому египетские писцы обучались аккадскому языку. То, что миф использовался в качестве учебного материала, говорит о его давнем бытовании и широкой известности.

Эрешкигаль — дочь верховного бога Ану. Ее имя означает «Хозяйка Большой Земли». «Большой Землей» в данном случае называется царство мертвых.

Однажды небесные боги устроили пир. Эрешкигаль не могла принять в нем участия, поскольку по незыблемому закону Вселенной верхний и нижний миры не должны проникать один в другой. Все же боги хотели, чтобы Эрешкигаль отведала пиршественного угощения. Они сказали ей:

«Нам к тебе не опуститься,

И тебе к нам не подняться,

Пришли — пусть возьмут твою долю»

(Перевод В. Афанасьевой)

За долей Эрешкигаль отправился ее верный посланец Намтар, который обычно являлся за душами умирающих, чтобы увести их в «Страну без возврата».

Когда Намтар вошел в небесный чертог, где пировали боги, все почтительно встали перед ним, и лишь бог Нергал остался сидеть. Нергал, хотя и обитал на небе, был олицетворением злых сил — палящего, губительного солнца, чумы и лихорадки.

Сохранилась запись молитвы некоего Шамашшумукина, в которой он обращается к Нергалу с просьбой об исцелении:

«Пусть потоки рыданий моих к тебе устремятся,

Ярое сердце твое да успокоят!»

Намтар, вернувшись в подземное царство, рассказал о проявленном к нему неуважении, и Эрешкигаль, обидевшись за своего посланца, потребовала, чтобы боги выдали ей Нергала:

«Бога, что пред послом моим не поднялся,

Ко мне пришлите — я предам его смерти»

Отец Нергала, бог Эйа, горько пенял сыну:

«Отчего ты пред ним не поднялся?

Глаза мои не тебе ли мигали?

А ты отвернулся, как бы не зная,

На меня не взглянул, уставился в землю».

Нергал стал собираться в Страну без возврата, где души умерших «света не видят, живут во мраке». Эйа, напутствуя сына, сказал ему, чтобы он не ел хлеба и не пил вина в стране мертвых, не омывался тамошней водой и не прельщался мрачной красотой Эрешкигаль.

Представ перед владычицей подземного царства, Нергал скрыл свое настоящее имя и назвался Эррой. Это объясняется древним представлением о магической связи человека с его именем. Скрыв свое настоящее имя, Нергал надеялся отвести от себя опасность. Следуя наказу отца, он отказался от еды, питья, воды для омовения, но когда Эрешкигаль предстала пред ним в прозрачных одеждах, «как муж жены возжелал ее сердцем».

Шесть дней и ночей провел Нергал с Эрешкигаль, а на седьмое утро, когда богиня еще спала, покинул ее.

Намтар попытался задержать его у выхода из царства мертвых, но Нергал сказал, что Эрешкигаль посылает его с поручением к своему отцу Ану — и Намтар открыл ворота.

По высокой лестнице поднялся Нергал на небо.

Эйа был счастлив увидеть сына, которого считал погибшим. Опасаясь преследования Эрешкигаль, Эйа прибегнул к колдовству: окропил Нергала волшебной водой, отчего красавец Нергал неузнаваемо изменился — стал косоглазым, хромым и плешивым.

Эрешкигаль, проснувшись и не найдя подле себя Нергала, принялась рыдать и рвать на себе волосы:

«О, Эрра, сладостный супруг мой!

Я не насытилась его лаской — ушел он!»

Верный Намтар вызвался помочь своей горюющей госпоже:

«Я пойду и этого бога схвачу я!

К тебе да вернется, тебя да обнимет!»

Он поднялся на небо, заглянул в лицо каждому богу, но в хромом и плешивом уроде не узнал Нергала и ни с чем вернулся к Эрешкигаль. Тогда Эрешкигаль обратилась к своему отцу Ану:

«Этого бога пошли мне в супруги,

Со мной да проводит он ночи.

Если же ты бога того мне не вышлешь, (…)

Я выпущу мертвых, что живых поедают,

Мертвецы умножатся над живыми».

---

Список Шелдона

Список Шелдона
Известные ученые, изучавшие проблему внеземного разума, погибают при загадочных обстоятельствах. Некоторые уфологи считают, что так проявляется агрессия "людей в черном".
Список Шелдона
свидетельства катастроф НЛО или контактов с "пришельцами". О чем они говорят с учеными - это неизвестно, потому что даже самые отъявленные смутьяны науки вдруг кардинально меняют свои взгляды, отказываются от прежних теорий, сходят с ума или... погибают.

В Интернете есть несколько сайтов, посвященных этой проблеме. Как правило, исследователи неведомого обращают внимание, например, на такой факт.

Бристоль, 1986 год. Импозантный мужчина аккуратно привязал веревку к стволу дерева, сделал на другом конце петлю, сунул в нее голову и резко рванул свой автомобиль с места. Полиция заявила, что смерть профессора Аршада Шарифа наступила мгновенно. Никто никогда не узнает, зачем ему понадобилось проехать сто километров от родного Лондона до Бристоля, чтобы совершить акт самоубийства.

Через несколько дней с Бристольского моста бросился вниз другой лондонский профессор Вимал Дазибай.

Оба ученых участвовали в разработке сверхсекретного электронного оружия и активно занимались проблемой НЛО.

Американский исследователь неведомого, известный писатель Сидни Шелдон, решивший провести расследование этого случая, неожиданно вышел на жуткую тайну. Оказалось, что при странных обстоятельствах погибло более двадцати английских ученых.

Вот фрагмент "списка Шелдона":

Январь 1987 года. Автар Синг-Гада пропал без вести, объявлен умершим. Февраль 1987 года. Питер Пигегел задавлен в гараже своей машиной. Март 1987 года. Дэвид Сэняс покончил с собой, направив машину на большой скорости в здание кафе. Апрель 1987 года. Марк Визнер - повесился. Апрель 1987 года. Стюарт Гудинг - убит. Апрель 1987 года. Дэвид Гринхалг - упал с моста. Апрель 1987 года. Шани Уоренн - утопился. Май 1987 года. Майкл Байкер - погиб в автокатастрофе... Никто из этих ученых, занимавшихся суперсекретным оружием и проблемой НЛО, не скончался естественным образом. Можно ли считать это простым совпадением?

Самая невероятная гипотеза, существующая на этот счет, - инопланетная агрессия, попытки иного разума подчинить себе человеческую расу. Не слишком ли безумная версия?

1928 год. Научная печать сообщила о таинственном "радиоэхе" от какого-то объекта, расположенного за пределами ионосферы Земли. 1959 год. Специалисты НАСА зафиксировали сигналы неизвестного спутника нашей планеты. 1961 год. В ходе проекта ОЗМА по поиску в космосе искусственных радиосигналов группа доктора Франка Дрейка прослушивала сектор звезды Тау-Кита. Были пойманы четкие кодированные импульсы. Пентагон заявил, что ученые перехватили передачу военной засекреченной радиостанции...

Список Шелдона
Подобных фактов много, всех не перечислить.

"Несмотря на объяснения военных, ученые не успокоились. Астрономы провели еще две поисковые программы - ОЗМА-2 и ОЗМА-3. И каждый раз "что-то было". Но бесконечные споры, "искусственное" это или "естественное", так ни к чему и не привели, - пишет Галина Лелянова. - В архивах исследователей аномальных явлений тоже можно найти немало интересных свидетельств на эту тему. Например, 27 ноября 1977 года юго-западнее Лондона на территории около 120 квадратных километров внезапно произошло нарушение телевещания. Изображение с экранов телевизоров исчезло, и неизвестный голос сказал, что он представитель внеземной цивилизации, что человечество идет по неверному пути, что землянам необходимо уничтожить орудия зла, и времени для этого осталось немного...

Полиция, активно занявшаяся поисками "инопланетянина", громогласно обещала вскоре представить его на всеобщее обозрение в суде. А позже, так никого и, не найдя, лишь стыдливо развела руками. Специалисты лондонского телевещания, участвовавшие в расследовании, говорили, что даже не представляют, каким образом шутнику удалось осуществить свою передачу - слишком громоздкая и дорогостоящая аппаратура для этого требуется. Конечно, все это может быть умелой мистификацией. Но... Почему бы хотя бы в шутку не предположить, что они уже тут?"

Разрабатывая эту версию, Г. Лелянова напоминает о том, что ученые обнаружили загадочное радиоэхо от посылаемых в небо сигналов, словно бы какое-то тело отражало их на Землю с разной периодичностью. И специалист по проблемам "ВЦ" (внеземных цивилизаций) Р. Брейсуэлл предположил, что это "дело рук" инопланетного зонда, тайком обращающегося вокруг нашей планеты. Дальнейшие исследования не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть эту мысль.

Может, тут постарались другие "люди в черном" - резиденты вполне прозаичных иностранных разведок. И тем не менее авторитетная российская исследовательница неведомого Лелянова склонна считать, что рядом с нами уже присутствует некий иной разум. В архиве комиссии "Феномен", куда входит и Лелянова, на этот счет имеется обширное досье.

А если это все-таки НЛО? В этом случае с корабля-матки на "тарелочках" высаживается десант, обустраивает несколько секретных баз... Приняв человеческое обличье, инопланетяне внедряются в земные организации на ключевые посты, чтобы исподволь, не явно направлять нашу цивилизацию по нужному пути.

"В мире творятся странные вещи, - отмечают исследователи Д. Азаров и Г. Лелянова. - Человечество буквально на глазах меняется как биологический вид. Все больше становится так называемых "контактеров", слышащих "потусторонние голоса", обладающих феноменальными экстрасенсорными способностями. Ученые связывают это с изменением магнитного поля Земли, которое заметно уменьшилось.

Академик В. Казначеев подтвердил этот эффект в кипомагнитных камерах. У людей, изолированных с помощью этих камер от внешнего поля, проявлялись телепатические и другие необычные способности. Но кто даст гарантию, что магнитное поле планеты меняется естественным образом? Возникают серьезные сомнения в этом. Слишком уж много необъяснимых событий происходит в последнее время.

Почему, например, существует "пояс безумия", охватывающий Землю смертоносным кольцом? Судите сами - Корея, Вьетнам, Афганистан, Ливан, Ирак, потом Югославия, Молдова, Грузия, Нагорный Карабах, Армения, Таджикистан, Чечня... Вы скажете, что все эти войны и конфликты – явления политические. Но почему тогда они сопровождаются землетрясениями, другими необычными природными явлениями? Почему "горячие точки" четко укладываются в кольцо, словно бы некий зонд, облетая планету по орбите, сеет под собой вражду, агрессивность, природные катаклизмы?

Список Шелдона - это, возможно, всего лишь "список странных совпадений". А может быть и нет... Ведь в истории человечества самые фантастические и даже безумные идеи нередко подтверждались реальностью.

@темы: инопланетяне

---

21.11.2009 в 22:18

Пишет  Aerdin:

это охренительно прекрасно
Пишет  !!!YURI!!!:

21.11.2009 в 18:04

Работа №1
Название работы: Смерть тоскует о тебе
Автор:  Achenne
Фэндом: шумерская мифология
Жанр: романс, ангст в некотором наличии =)
Пейринг: Эрешкигаль/Гештинанна
Рейтинг: R
Саммари: основано на мифе об Инанне (Иштар) и его финале. Гештинанна добровольно соглашается сойти в мир мертвых вместо своего брата.

смотреть

"...храни молчание в царстве мертвых".
Гештинанна не противилась. Пока демоны-гэлла вели ее к великим землям, темным землям - ни слова не вымолвила, и когда сорвали пестрые одежды, золотые украшения - вздрогнула. Липкий ветер дохнул на нее чудовищным зверем, закровоточили раны, ведь терзали ее плоть демоны, выпытывая - куда сокрылся трусливый Думузи от воли Царицы Мертвых; сотнями багряных глаз открылись и зарыдали раны, но Гештинанна молчала.
Таковы обряды в долине смерти.
Камениста и пустынна земля без света - великая земля; острые камни изрезали ступни, шлейфом струилась за Гештинанной теплая кровь, а в обнаженные плечи впивались когти гэлла, острые, словно у пещерных грифов.
Насмехался Нети - привратник Семи Врат: "Ты, верно, сестра Думурзи - смелостью брат твой подобен лесному зайцу, коль вместо себя посылает женщину".
Смолчала Гештиннана. В мире мертвых пусть оплетут язык ее паутиной серебристые пауки-тени.
Вели ее - в самую тьму чертогов смерти, вели по залам из скелетов и гниющей плоти, с говорящими черепами. Вели по раскаленной магме, и тянулись из полыхающего камня к Гештинанне руки - демонов и мертвых. Вели по морозным залам, где холодом сжимало сердце, и от каждого выдоха звенели по черно-синим каменным плитам льдинки.
Молчала Гештинанна.
И вот - предстала она перед Царицей, богиней смерти - Эрешкигаль.
Темнее бездны чертог Эрешкигаль, лишь бледным серебром озаряют его грибы-поганки, скалятся со стен клубки змей и мечутся бесплотные тени. На обсидиановом троне ждет Эрешкигаль - кожа ее белее кости, не выносит света; корчится она в родовых муках, но узки ее бедра и плоско чрево - лишь мертворожденных призраков приносит богиня смерти, а из набухших сосков точится отравленное молоко, а кто глотнет - навеки забудет мир верхний, волосы ее - будто водоросли потаенных глубин, а лицом прекрасна и ужасна она, лицо ее - агония. И вокруг трона высятся плахи, скрипят ржавые крючья - тоже ждут.
Задрожала Гештинанна, но сумела вымолвить, прервать молчание:
- Приветствую тебя, о великая богиня, повелительница мертвых. Приветствую тебя я, Гештинанна - Виноградная Лоза, сестра Думузи. Вместо себя обрекла брата моего Утренняя Заря - Инанна, я же сама приношу себя тебе в жертву. Помилуй брата моего, возьми меня. Даруй взгляд смерти, Эрешкигаль.
Страшно Гештинанне. Вся трясется она, и струится по смуглым плечам кровь, слипаются волосы цвета меда. Инанна - Утренняя Заря осмелилась бросить вызов сестре своей, а ей, певице и чаровнице, - погибель.
-Зачем явилась ты, Виноградная Лоза? - говорит Эрешкигаль. - Инанна осквернила чертоги смерти, а Думузи предал сестру мою, и лишь ты верна... но горько вино твоей верности, Гештинанна.
Щелкают клыками гэлла-демоны, облизываются - сейчас дозволено будет впиться в теплую плоть. Но смежены веки Эрешкигаль. Не торопится с роковым взглядом.
- Твоя правда, Царица, - молвит Гештинанна, - Горько вино в чаше моей. Только не отступлю я от слова своего - помилуй Думузи, а меня прими в чертоги смерти на веки вечные.
Поднялась с трона Эрешкигаль, шагает - словно по раскаленным иглам, мУкой и тленом от нее веет. Погладила по щеке - пальцами изможденными, костлявыми, да с когтями не хуже, чем у гэлла-демонов. Отшатнулась было Гештинанна, но устояла - мертвым покорность приличествует.
- В дерзости своей Иннанна, сестра моя, явилась в подземные чертоги, и за дерзость покарала я ее. Думузи же забыл о жене законной своей, пил и веселился во дворце небесном, среди цветов и нагих дев. Справедливость за справедливость, Виноградная Лоза, но должно ли тебе чужую вину искупать? Уходи, Гештинанна, ибо нельзя чужою смертью умереть, а я отпускаю тебя.
И верно - заворчали гэлла-демоны, да и уползли прочь из чертогов. Свободен путь, открыты Семь Врат.
Уходи, Гештинанна.
А она стоит и чужую боль впитывает, как прежде во сны и грезы проникала. И чувствует - словно раскаленный медный кол внутри нее, боль вековечная, нельзя к ней ни притерпеться, ни смириться - только страдать и молчать, ибо всякий молчит в царстве мертвых. Оглянулась Гештинанна - на мгновенье лишь, а затем руку свою - теплую, золотистую, словно спелый виноград к Эрешкигаль протянула, коснулась ледяной груди ее.
- Страдаешь ты от родовых мук, ибо семя Нергалово в тебе. В верхнем мире колдуньей и целительницей я была, дозволь и тебе помочь.
Рассмеялась Эрешкигаль, блеснули острые, как у дикой кошки, зубы.
- Семя Нергалово во мне, правда это. Но не родится из смерти жизнь, и дети мои - призраки, отторгнутые плоды. Такова участь моя, никто не счастлив в бесплодных землях - даже Царица. Чем поможешь ты?
- Заживо спустилась я в подземные земли, не тень я - живая, и могу исцелять, - отвечала Гештинанна. - Если дозволишь, о царица.
И смотрит на Эрешкигаль, не дрожит уже. Лицо у той узкое, словно птичье, а смеженные веки - будто сшиты иглой да прочной нитью, под ними черный огонь и сама пустота, а губы - цвета сырого мяса, и шевелятся черные кудри. Была пред ней Гештинанна - нагая, и теплая, как жаркое лето, как вызревший виноград, дитя солнечных садов и веселых песен. Но не было страха в сердце Гештинанны - лишь боль чужая, исцелить ее надобно, и быть может, простит богиня смерти и своевольную Инанну - Утреннюю Зарю и трусливого Думузи...
Смерть справедлива, но может быть, не до конца истлело сердце Царицы?
- Будь по-твоему, - говорит Эрешкигаль.
И тогда поцеловала ее Гештинанна - целовала как дева мужа в брачную ночь целует; вдыхала горький запах лиловых орхидей - могильных цветов; и коснулась она тяжелых грудей; и скользнула пальцами в холодное лоно.
Точно рой шершней набросился на Гештинанну - острыми жалами, едким ядом, то зубы призраков в горячие вены вонзились, призраков - нерожденных, что вечно в пустом чреве обречены томиться и терзать мать родовыми муками. Закричать хотелось Гештинанне, но удержала руку - когда грызли ее призраки, когда пронизали кожу и мясо; удержала - ибо сладостно выдохнула Эрешкигаль, избавившись от страданий.
И ласкала ее Гештинанна, и увлажнилась иссохшая плоть. Но остановила ее Эрешкигаль:
- Смерть справедлива, - сказала она, - И нет справедливости в том, чтобы дарила ты мне негу, тогда как сама страдаешь от мертвых детей моих, от ужаса и отвращения ко мне. Спасибо тебе, Виноградная Лоза, но уходи - и прикажи брату своему явиться, на крюк мясницкий подвешу его, трупом гнить будет, таков закон подземного царства.
Отчаянье закусило душу Гештинанны - крепче, чем зубастые демоны - руку, но молвила она:
- Брат и сестра - одна плоть, на место одного другую принять можно, то не против закона. Я же о прощении молю - для брата моего, для сестры твоей. Будь милосердна, о богиня! Со мной же делай что пожелаешь, хочешь - наложницей твоею буду, а хочешь - повесь на крюк ржавый, зазубренный, и растаю я на нем в прах и пыль.
И ласкала она Царицу мертвых, и снова поцеловала ее, и затрепетали груди Эрешкигаль, и сорвался с уст ее стон. И думала Гештинанна: прекрасна Царица, пусть бледна кожа ее, и тело подобно мужскому, - красива Эрешкигаль, красивее сестры своей Инанны, пусть и разная то красота. Но разве можно сравнивать ясную зарю и беззвездную полночь?
Запрокинула голову Эрешкигаль - до пола достали черные кудри, задышала часто и яростно. Вцепилась когтями в Гештинанну - когтями звериными, колючими, а потом ослабила хватку, и на поцелуй ответила - будто льдинка растаяла. А затем провела осторожно по широким бедрам Гештинанны.
Утихли призраки, и затрепетало внутри у Гештинанны. Забыла она, о чем молить явилась, лишь влагу на ладони своей осязала, и дыхание - свое и Эрешкигаль. И обе они отдались экстазу, и теплой стала кожа Эрешкигаль, а боль Гештинанны - своя-чужая - исчезла.
Но вновь отстранилась богиня мертвых:
- Дивны чары твои, пьянит вино твое, Гештинанна - Виноградная Лоза, но не уподобляйся жрицам сестры моей, что продают любовь за блеск монет. Желание спасти брата - благородно, но помни: смерть справедлива; я же не хочу унижения и отвращения твоего, - тут сбилась богиня, - Прошу тебя, уходи. Волосы твои - как спелая пшеница, глаза твои - лилии, кожа твоя - червонное золото, груди твои - спелые плоды, ты прекрасна. Ты полна силы и достойна истинной любви, но нельзя любить мертвых. Среди живых твое место, не забираю я тех, чей срок не настал - таков закон подземного царства.
На сей раз не выпустила из объятий ее Гештинанна. Коснулась языком сосков - осторожно, чтобы ядовитого сока не напиться, и пойманными горлинками трепетали бледные тяжелые груди. И тоска ее наполнила - далече казались Семь Врат, и далек мир живых, обручила их боль, обручило наслаждение; и говорила Гештинанна:
- Зачем гонишь меня, Эрешкигаль, всемогущая владычица? Нет во мне отвращения, нет в любви унижения. И кому как ни тебе знать - любят и мертвых, иные жены до своей смерти траур по мужьям носят; ты же не мертва - бьется сердце и горячо лоно твое, когда сама полна ты страстью. Хочу остаться, Эрешкигаль, ибо в мире верхнем не знала я любви, зато познала здесь, с тобою.
И было молчание - молчание бесплодных земель, великих земель. И стояла Гештинанна пред Царицей мертвых, и чудилось ей, будто воцарилась вечность, и она мертва уже, висит на крюке, и нет ничего.
А потом Эрешкигаль открыла глаза.
Вскрикнула коротко Гештинанна - простилась с жизнью, со светом и тьмою, с братом и самой богиней, что холодна и горяча, - не поверила, решила смерти предать, - однако жива была Гештинанна.
И когда осмелилась взглянуть в лицо Эрешкигаль, то вновь отшатнулась - ибо глаза Царицы были ужасны и прекрасны, будто кровавые звезды, затаенное пламя плясало в них, и текли черным жемчугом слезы.
- Посмеяться приходил Нергал, муж мой. Посмеяться приходила Инанна, сестра моя. В ужасе и отвращении приходят умершие, и когда глотают молоко мое, гримаса искажает их лица. Ты первая сказала, что любишь меня, Гештинанна - Виноградная Лоза... нельзя любить смерть.... Но я верю тебе.
Провела она по золотистым волосам Гештинанны, а потом подала руку:
- Будь со мной - но не жертвой, а гостьей, любимой и желанной. Однако не хочу я, чтобы подобно мне ты стала плотью от плоти тьмы, чтобы забыла солнце и веселые песни, сладкое вино и смех. А потому каждые полгода отпускать наверх буду, и пусть брат твой нисходит в царство мертвых, однако я, Эрешкигаль, Царица Великих Земель, клянусь - не причиню вреда Думузи.
- Да будет так, - шепнула Гештинанна, поднимаясь по ступенькам обсидианового трона, где ее усадила рядом с собою Эрешкигаль.
- И знай, благословенная чаровница, Гештинанна - Виноградная Лоза, во дни, когда ты в чертогах света, - сама смерть тоскует о тебе.

URL комментария

@темы: фанфик по шумерской мифологии

---

08.01.2012 в 23:24

Пишет  a|ias:

Фанфик: "Наедине со злостью." (R)
Фандом: Гарри Поттер
Название: Наедине со злостью
Автор: alias
Рейтинг: R
Пейринг: Mалфой/Гермиона
Краткое содержание: Малфой сливает свою злость.
Отказ от прав: да

После собрания ОД Гермиона тихо направилась к крытому мосту. Она шла к нему, к Малфою. Осторожно пройдя по мосту, так, чтобы её никто не заметил, она подошла к совятне, где Драко её уже поджидал.
- Привет, - выдавила из себя Гермиона. Её глаза, всё тело было пропитано грустью, потому что она видела и чувствовала, как ему больно.
Малфой одиноко сидел на каменных ступенях в своей чёрной мантии, скрывающей какие-либо очертания его мужественного тела. Единственным светлым пятном в его фигуре были волосы, такие же белые, как у его отца. Он крутил в руке какой-то камешек, о чём-то тяжело думал… Увидев Гермиону он заметил, что при тёмном свете она необыкновенна: её волосы отдавали чем-то фиолетово-пёстрым, страдальческое лицо было на удивление милым, а губы, о, эти губы, как он хотел их поцеловать, но ему приходилось сдерживать себя…
- Привет, - тихо, сквозь хрипотцу промолвил Малфой, смотря уже куда-то в сторону, вдаль.
- Долго это будет продолжаться? Я не могу видеть тебя таким… Зачем ты позволяешь Тёмному Лорду так тебя мучить? – сквозь слёзы говорила Гермиона, - И почему ты не расскажешь мне, чего он от тебя хочет?!
Она уже кричала, опёрлась правой рукой о стену, пыталась подавить в себе слёзы, но не могла, не могла: они не прекращались, а он всё молчал. Малфою стало противно от её рыданий.
- Ты не поймёшь, - выбросил он, - хватит…
На его лице изобразилось омерзение.
- Мне тяжело, да! – прокричал Малфой. – Но я сам справлюсь, сам, слышишь?!
- Но почему? – Малфой встал, подошёл к ней, взял её обеими руками за лицо. Посмотрел ей в глаза и ощутил, как по его холодным ладоням прошло тепло от её щёк.
Пара мгновений тишины и недвижности.
- Потому что я не хочу делать показ мод со своей плотью, как этот Поттер, - жёстко проговорил Малфой; Гермиона вырвалась у него из рук.
- Забудь о нём!..
- Этот дурак Поттер всю душу наизнанку выворачивает перед Дамблдором. Снегг один раз застал их за разговором. Представляешь, исповеди читал этому старику… - Малфой ходил из стороны в сторону, его дыхание учащалось, - А я не такой, знаешь, я не такой! – прокричал он, яростно посмотрев на заплаканную Гермиону. Та вытерла слёзы и молча осела на ступени. Она не могла говорить больше. Она не знала, что сказать. Она уже ничего не могла. Она не знала, как ему помочь, - а это было равносильно бездействию, мировому, вселенскому бездействию.
- И откуда я знаю, может быть, ты за них? – уставился Малфой на неё.
- Нет, нет, да нет же! Я же говорила! Поверь же мне! Я не за них уже давно! – кричала сквозь всхлипывания Гермиона.
Прошло несколько минут ожиданий, пока она успокоится. Малфой ненавидел такие моменты.
- Потому что каждый раз, когда Тёмный Лорд делает один шаг, этот проходимец делает десять! И всё из-за того, что этот старик ещё жив! Мудрец, мудрец, - передразнивал, кривляясь, Малфой.
Гермиона от боли схватилась за сердце.
- А Снегг вообще бездействует!
Малфой прошёлся несколько раз туда-сюда с полными жесткости глазами.
- Я один, понимаешь, один! И никто мне не поможет, даже ты, грязнокровка! – он остановился.
- Прекрати… - опять, но уже не так, зарыдала Гермиона. Она встала и уже пошла к выходу. Малфой догнал ей, схватил за руку, и притянул к себе в объятия.
- Ну прости, прости… - он погладил её по её волосам, до него донёсся их сладкий аромат.
Гермиона сначала хотела было вырваться, но так как Малфой не дал ей этого сделать, она успокоилась и приняла его объятия. Теперь из её глаз просто текли слёзы.
- Это моя привычка. Прости меня, – смотря вдаль и обнимая Гермиону, говорил Малфой.
Ещё через несколько мгновений он уткнулся в её волосы ртом, носом, чтобы вкусить аромат ещё больше, он обнял Гермиону её сильнее, и вот он уже хотел её. Его руки сползли с её плеч и твёрдо легли на её талию.
- Малфой?.. – едва успела сказать девочка, когда его губы уже целовали её губы, когда его язык уже ласкал её язык, когда он начал раздвевать её.
Он сначала совсем медленно, но вот уже быстро снимал с неё кофту, потом свитер, а его руки всё ползали и ползали по ней, ласкали её, мяли грудь, губы целовали, целовали шею, уши, плечи, и опять грудь…
Гермиона отчаянно стонала, она сняла с него мантию, распустила свои волосы, а пока он стягивал с неё джинсы, лаская ей грудь губами и языком, раздела его всего до пояса. Тут Малфой расстегнул свои брюки и вошёл в неё…
Гермиона застонала громче. Малфой, держась руками за попу Гермионы, прижался к стене и уже трахал её, трахал её, сколько есть сил. Она стонала, а он трахал её. Водил руками от её попы к её коленям, прижимал к себе и отталкивал её от себя, затем вновь прижимал, а губами и языком целовал её между грудей, ласкал соски, взасос губы, нежно и одновременно страстно, ещё больше страстно мычал, а потом кричал,
а потом оргазм,
Гермиона закричала, но она была уже настолько возбуждена, что ей захотелось ещё. Теперь она стала его целовать, слезла с него, начала целовать его торс, спускаясь всё ниже и ниже, раздела его до гола, слизала остатки спермы и сделала ему минет так, что Драко Малфой кричал, как не кричал никогда, получая воистину адское наслаждение, как-будто вся его злость нашла место именно в этом…

@темы: фанфик по Гарри Поттеру

---

21.02.2012 в 00:06

Пишет  Tashka_:

У автора просили страданий.
Название: Зеркало.
Автор: Tashka_
Бета, она же заказчик -  Mrs. D.
Жанр: ангст с ХЭ.

спойлер

Комиссар страдает физически, помощник - морально.
Пейринг: Сантьяга/Ортега
Рейтинг: PG-13

Посочувствовать

Сентябрь, 1992 год, Подмосковье.
Ехали в полном молчании. Обсуждать было нечего, все свою задачу прекрасно знали.
Ортега пытался придумать какой-нибудь новый эпитет для отдельных вассалов из семьи Шась. Фантазия бастовала и огрызалась.
С тех пор, как в развалившейся империи разрешили частное предпринимательство, этим самым «отдельным» вдруг стало тесновато в налаженном, умело скрытом от челов и их властей бизнесе внутри Тайного Города. В цивилизованном и безопасном бизнесе.
Никто не знал, что в незаметном проектном институте, спрятанном за номером почтового ящика, вместо символической работы за символическую же зарплату, ритуальных чаепитий с перекурами и обсуждений параллельно с переносом на кальку выкроек из потрепанной «Бурды», кому какой дефицит удалось достать, каждый день совершаются сделки на миллионы долларов. Даже сейчас, когда челы соглашались признавать за деньги только эти зеленые бумажки с портретами президентов чужой страны.
За эти бумажки больше не отправляли на лесоповал, наоборот - за них стали доступными все радости из малого джентльменского набора «красивой жизни».
На ближайшем заводе вместо долларов платят зарплату электрочайниками? Нет квартиры, которую можно сдавать за валюту? Не хватает мозгов придумать очередную финансовую пирамиду? Не беда, крутым пацанам при стволах и так всё отдадут – надо только попросить правильно.
А раз в столице больше всего «зелени» – где ж еще ее стричь тому, кто по-настоящему крут? Мало ли о чем предостерегают старые бывалые воры, проведшие в Москве всю жизнь с перерывами на лагерные курорты. Прошло их время.
А тут еще шустрые шасы, вздумавшие сколотить начальный капитал в мутной воде человской так называемой «торговли». Предупреждают их, что со здешними челами невозможно вести дела нормально – не слушают. Повышают ставку налога на прибыль – закатывают истерики.
Зато любо-дорого на этих шасов посмотреть, когда они прибегают после первого визита крепких ребят в кожаных куртках и фальшивых «адидасовских» штанах. Хоть и кричат: «за что мы налоги платим?», но пафос и надрыв в этих криках ой какой неубедительный.
И быстро сходит на нет после вежливого объяснения: «за то и платите, почтенный, что больше не придут, даром что вы не послушались добрых советов и сунулись в бизнес, давно поделенный между криминальными группировками».
Самые умные из братков действительно больше не приходят после первой же беседы. И никому никогда о ней не рассказывают. Вот и главарь шайки, которой на свою беду вздумалось стать «крышей» новоиспеченной шасской фирмы, тоже бы не пришел, и шестеркам своим не позволил. Если бы его через три дня не изрешетили пулями вместе с «мерсом». Его преемнику позвонили и вежливо напомнили о данном обещании. В ответ он принялся гнуть пальцы и «забивать стрелку».
Ну, как хочешь, чел…
Бандитам осторожно, чтобы не спугнуть, намекнули, что они пытаются наехать на серьезных людей. Акция должна была стать показательной, так что чем больше соберется «быков», чем лучше.
- Едут, - доложил Велга. – Неплохо. Пять машин и минивэн – похоже, бронированный.
- Морок наведи, добавь нам еще джипа три, чтобы не разочаровывать гостей.
Ортега выбрался на проселочную дорогу и небрежно облокотился на дверцу единственного джипа, в котором явился сюда с четырьмя гарками.
Колонна приближалась. Те, кто там был, собирались не разговаривать – убивать.
Сброд, знающий единственный закон: «у кого есть ствол, тот и прав», и единственный способ добыть деньги – отнять их у какого-нибудь соплеменника.
«Пора», - Ортега прикрыл глаза и начал строить защитное поле.
Два передних автомобиля перестроились, поравнялись друг с другом и прибавили скорость. Ах, какая неожиданность.
Через пару секунд нава поливали оттуда огнем из всех наличных стволов. Остальные машины вырывались вперед, пытаясь взять в кольцо видимые только им джипы. Пули с веселым треском вспыхивали на границе защитного поля. Секунд через пять до бандитов дошло, что побоище происходит не в полном соответствии и вообще странно – где, мать их, трупы и почему никто не стреляет в ответ?
Напрячь свои примитивные мозги и сделать очевидный вывод: «нам капец, пацаны» они не успели. Выскочившие из джипа гарки развернулись в боевой порядок и нанесли удар.
Пять автомобилей разом оказались в четырех кольцах огня. Мианга, самый сильный после Ортеги из боевых магов в группе, одним «Кольцом саламандры» накрыл две соседних машины. Металл и пластик сплавлялся с горелой плотью, вопли заглушали беспорядочные выстрелы из уцелевшего минивэна.
Ортега плюнул на защиту и ударил по нему «Ветром дикой охоты», для пущей эффектности закрутив его в смерч. Мощный вихрь поднял тяжелый автомобиль метров на тридцать и развеялся, выпустив свою добычу. Для верности помощник комиссара запустил в покореженную груду металла пару «Шаровых молний», пока остальные приканчивали немногих удирающих.
Один из уголовников споткнулся как раз в тот момент, когда предназначенное персонально для него «Кольцо саламандры» было уже построено. Поняв, что аркан может не достичь цели, воин мгновенно добавил следом «Эльфийскую стрелу».
Чел, впрочем, все равно полагал, что умирает от секретного лучевого оружия. Он верил в пришельцев, экстрасенсов и Кашпировского, и даже собирался сходить на сеанс, когда целителя пригласят специально для братвы. Не толкаться же настоящему пацану в одном зале с лохами и фраерами.
По дороге бодро затарахтел фургон Службы утилизации.
- Разошлись, как на полигоне, вояки, - ворчал Кобур Кумар. - А вонища-то – едва до ближайшего поселка не донесло.
- Не клинки же о них пачкать, - отмахнулся от шаса Ортега. – Ты там для того и был, чтобы не донесло. И чтобы челы пальбы не слышали.
- Да им по нынешним временам уж не привыкать. То ли дело при коммунистах – хоть их все и ругают, зато порядок у челов был, и мальчишки мечтали космонавтами стать, а не рэкетирами.
- Да ладно тебе. Ты революцию у них вспомни. Вот тогда резня была так резня, а сейчас удивительно даже – покричали, помитинговали, нескольких челов танками задавили - и конец режиму.
- Это еще не всё, Ортега, попомни мои слова. Это лишь цветочки.
- Я оптимист. Может, они всё же покажут, что стоят по уровню развития чуть выше Красных Шапок. Иногда же получается.
- Вот когда эти, - Кобур кивнул на останки бандитских автомобилей, - будут не королями ходить, а в тюрьме сидеть, тогда я в это поверю.
- Эти уже точно не будут, не волнуйся.
- Ортега, мы готовы, - окликнул Велга из джипа. – Поехали?
Кобур придирчиво обозрел окрестности:
- Куда это вы поехали? А вон там что горит? – справа над перелеском поднимались клубы дыма. – Очень сомневаюсь, что там кто-то устроился жарить шашлычок.
«Если какой-нибудь чел опять бросил сигарету куда попало, это их проблемы, а не наши», - раздраженно подумал Ортега, но пошел в ту сторону, где дымило, бросив воинам:
- Двое остаются у машины, двое – за мной. Проверим.
Пожар зарождался в трехстах футах от места побоища. Никто из бандитов добраться туда не мог. Всё-таки грибник с сигаретой?
Ортега просканировал окрестности – никого, кроме них. И, вот как хотите, что-то не так с этим огнем. Он поднял руку, давая гаркам знак ничего не предпринимать, и подошел к пламени почти вплотную. М-да. Очень даже «не так».
Никто не бросал здесь зажженную сигарету – сухая подстилка загорелась от магического огня.
Ортега и Мианга вдвоем накрыли пожар непроницаемым куполом. Сопротивлялся он недолго. Еще одно заклинание – чтобы место загорания скорее остыло.
- Что тут произошло?
- Мианга, ты себе можешь представить мага, который незаметно постоял возле нас на приличном расстоянии, непонятно зачем поджег лес и так же незаметно исчез?
- Не просто исчез, - буркнул второй нав, - а растворился в воздухе, не строя портала. Никаких следов.
- Но загорелось, однако ж, - Ортега успел разобраться со следами аркана, - от «Кольца саламандры». Слабенького, но тем не менее.
- Кто его строил?
- Самозародилось, чтоб его. Что-то мне все это напоминает – давнее и порядком забытое. Возвращаемся. Посмотрю в книгах, а может, комиссар вспомнит.
Возможно, Ортега вспомнил бы и сам, если бы знал, что одно из примененных здесь заклинаний было потрачено впустую. Но воин, который мог бы об этом сказать, дожидался в машине.
***
Фата Весемира с двумя дружинницами появилась неподалеку, когда Служба утилизации еще не закончила работу.
- Мы уже за пределами Тайного Города, - продолжила Невея разговор, начатый еще на базе. – Темные не обязаны были предупреждать о своей операции.
- Мы совсем близко от границ нашего домена, - отрезала фата – коротко и зло.
«Какая разница? – вздохнула про себя Невея. – Драться здесь точно уже не с кем, если бы и нашелся повод. Всё никак не может забыть…»
Шестьдесят с лишним лет прошло с тех пор, как муж молоденькой феи Весемиры подписался на охоту за головой некой женщины. Уж очень привлекательным выглядел гонорар. Ему не повезло – самому снес голову точный удар черной катаны. Ни одному из его товарищей не повезло. Его товарищам тоже не повезло. Ни одному.
Зеленый Дом ничего не мог сделать – навы предупреждали, что церемониться при защите этой женщины они не станут.
Весемире на это было плевать. Она выла от горя и ненависти, лютой и бессильной, и оттого разъедающей душу не хуже кислоты. Она так и не вышла больше замуж. Родила вне брака сына, «потому что надо», и тут же рассталась с его отцом.
Шестьдесят с лишним лет. До жрицы она за это время не дотянула, но одной из лучших боевых магов в дружине Дочерей Журавля – таки сделалась.
И все это время готова была мчаться в бой, заметив любой всплеск активности темных вне их сектора. В одиночку, если никто за ней не последует. В надежде, что на этот раз обстоятельства сложатся удачно, и она отомстит – или умрет. Из-за этого Весемиру не сделали обер-воеводой, когда освободилась должность, - предпочли менее сильную фату.
Говорили, однажды она нашла то, что искала, вскоре после Вторжения. Сама фата наотрез отказалась объяснять причину, по которой она, вся в крови, вывалилась из «Дырки жизни» в приемном покое Обители. Повезло. Или не повезло – всё зависит от точки зрения.
- Кстати, - вспомнила Весемира, - в этом лесочке был тайник с артефактами для дружины барона.
- Ты сама сказала «был», а не «есть».
- Мне еще Елизар говорил, что его забросили давно, после заварушки с чудами. Подозревали, что рыжие его обнаружили. Но мало ли, может, снова пустили в дело. Пойду проверю, не потоптались ли там темные. Вы возвращайтесь – здесь никого нет, и даже шасы уже, по-моему, закругляются.
«Ну сколько можно себя накручивать?»
Само собой, Невея не сказала этого вслух, а просто полезла в карман за артефактом портала. Если опытная фата хочет позаниматься этим еще какое-то время без свидетелей – ее личное дело.

Нет, никто так и не воспользовался скрытым под землей заброшенным тайником. Весемира обошла полянку. Ближе к проселку до нее дошел слабый, но заметный запах гари. Ага, вот это где.
Так, а здесь они потоптались, твари, иначе пожар мог разгореться всерьез. Но к тайнику не подходили. Собственно, это всё понятно, если они о нем не знали – защитных и сигнальных сетей давно нет, сканирование ничего не покажет. Они пришли туда, где горело, загасили огонь, прощупали окрестности, не нашли ничего и убрались. Если вообще не сами подожгли, - маялся кто-то дурью от скуки.
Фата сосредоточилась, отыскивая слабые магические следы. Да, темную энергию здесь применяли, но ничего не разжигали – наоборот.
«А отчего вообще горело? Кто-то успел добежать сюда, и здесь его сожгли? Нет, я бы почувствовала».
Она смотрела на обугленную кору, на горелое пятно вокруг. Дерево и без того почти умерло. Может, весной на нескольких ветках еще набухли бы почки, а может, и нет. Но Весемире следы пламени на нем казались безобразным ожогом на живом теле. Живом и близком. Опять подступили воспоминания, всё те же, всегда те же. Сильный, веселый, любящий мужчина остался где-то в невообразимой дали, а мертвое лицо в гробу и покрывало, надвинутое так, чтобы спрятать шов на шее, она помнила до мельчайших подробностей.
Весемира вновь напряглась, отключилась от всего, работая на самом пределе чувствительности. Словно ей стало бы легче, если б можно было обвинить в поджоге тех, кого она ненавидела.
Она не смогла идентифицировать за темными следами слабое, почти незаметное на обычном фоне возмущение иной, родной энергии. Но была почти уверена, что оно – не фон.
Когда фата вернулась к тайнику, ситуация чуточку прояснилась. Здесь не было чужих помех, и она смогла определить, какое заклинание сработало, пусть на минимуме энергии.
«Вот оно как. Забрали все охранные артефакты, а «Зеркало», заложенное прямо в люк, осталось. Если не оставили специально – вдруг кто второпях и не проверив защиту, решит себе чем-нибудь убойным дорожку продолжить».
Лет шестьсот назад Зеленый Дом сильно воодушевился, создав аркан, который отбрасывал любое заклинание обратно на его строителя. Отражение происходило мгновенно – ни один маг не успел бы за это время ничего предпринять, - только всю эту прелесть портила одна досадная деталь. Времени, потребного для строительства «Зеркала», хватило бы на несколько обычных защитных арканов, и это сильно понижало ценность новшества в магической дуэли. Но его можно было заключать в артефакты и использовать при защите крепостей, что жрицы и собирались делать.
Увы, при испытании «Зеркала» в боевых условиях возник еще один непредвиденный фактор. Великий магистр Генрих фон Бек нашел способ его разрушать - просто и остроумно. Обойти этот способ зеленые ведьмы так и не смогли. Новое слово в боевой магии затихло, не успев прозвучать во весь голос, и с тех пор оставалось надежно похороненным в старых книгах.
Но нет-нет, да кое-кто извлекал его оттуда и приспосабливал в защитные сети в надежде, что забывчивый и самонадеянный маг повторит подвиг одного узурпатора. Этот, без сомнения, достойный рыцарь пятьсот лет назад попытался проломить защиту на вражеской двери, уповая на свою силу. Очень может быть, что у него бы получилось, если бы отраженный «Зеркалом» могучий удар не разнес его в клочья – разобраться, что именно он собирается проламывать, узурпатор не удосужился. Больше такого в Тайном Городе не случалось ни с кем. Еще примерно столетие при штурме стен маги осаждающих на всякий случай начинали с заклинания фон Бека – для гарантии, а потом бросили это дело – все равно никто не хотел зря тратить энергию на защиту, что отражает безотказно, но очень уж уязвима.
У Весемиры, не встречавшейся с «Зеркалом» уже лет сорок, были свои причины не проходить мимо. Пора уже, давно пора проверить давнюю идею, а не отмахиваться от нее с безнадежным: «И что это даст, если разрушить аркан так же просто?»
Связали навы огонь с «Зеркалом» или нет? Если да, есть шанс - вдруг вернутся поискать, что же оно защищало. Мизерный, но это лучше, чем нулевой.
Они будут уверены, что старое заклинание уже не сработает. А ничего нового не найдут. Она позаботится об этом. Она очень хорошо подчистит за собой следы.

Цитадель, штаб-квартира Великого Дома Навь.
Шеф был на банкете в Торговой Гильдии, а потом собирался встретиться с кем-то еще. Можно было не спеша распаковать посылку из Лондона, которую Бога забрал у посыльного из Службы доставки и торжественно вручил Ортеге.
Один за другим из обертки явились три солидных тома – бархатистая обложка, тисненые корешки, дорогая бумага, академическое издание со статьями и комментариями. Ни за что не подумаешь, что повествует оно об эльфах, гномах, хоббитах и прочих несуществующих расах. А вот зацепили чем-то эти расы, когда Ортега купил с лотка у метро – почитать от нечего делать – едва ли не первую попавшуюся книжку, на обложке которой не было пистолетов, колючей проволоки и полуголых девок. Потом он купил вторую, несколько раз безуспешно спросил третью, плюнул на это дело и заказал шасам оригинал. А они не были бы шасами, если бы приобрели для него недорогой трехтомник.
Ортега неохотно подавил желание открыть книгу и дочитать историю Кольца Всевластья и его хранителя. Надо было идти в библиотеку и читать о вещах более практических. О заклинаниях, не построенных никем, но способных поджечь лес, к примеру. Бред же…

Сантьяга объявился в своем кабинете часам к восьми вечера.
- Что-то срочное еще есть? – спросил он, просмотрев неотложные бумаги. О сегодняшних братках там не было ничего. Для защиты вассалов от человских уголовников помощникам не требовались указания боевого лидера. Он может спросить при визировании счета от Службы утилизации, с чего это расходы больше, чем обычно. Но с экономными навами такое происходило в редчайших случаях.
- Скорее, странное, - отозвался Ортега.
- Это требует принятия срочных мер?
- Не думаю, комиссар.
- Тогда я могу послушать об этом по дороге.
Короткая фраза скрывала многое, и главное – можно будет уехать в загородный дом Сантьяги, к тишине и уютной, а не показной роскоши. Вместе. И до завтрашнего утра выбросить из головы все дела и обязанности. Такая возможность выпадала далеко не каждый день, и что теперь – рисковать ею из-за крошечного пожара от «Кольца саламандры» первого уровня?
- Прямо сейчас и поедем?
- Конечно. Насчет ужина я уже позвонил.

***
«Феррари» мчался по шоссе, всем своим видом действуя на нервы малиновых пиджаков в «мерседесах» и «БМВ».
- Так о чем странном ты хотел мне рассказать?
Цитадель осталась позади, а вместе с ней и официальный тон, принятый там между ними по многовековой привычке и еще потому, что оба считали его единственно правильным. Они и раньше не имели обыкновения путать работу с личной жизнью: тут абсолютно ничего не переменилось.
- Похоже на то, что мы наткнулись сегодня на «Зеркало».
- Им еще кто-то пользуется? – удивился Сантьяга.
- Это мог быть давний артефакт, или что-то в этом роде. Потому что магов, кроме нас, там не было. А в то, что мы стали свидетелями самозарождения «Кольца саламандры», я не верю.
Заклинание, возникающее само собой в результате случайного возмущения магических полей, находилось на шкале маловероятных событий где-то рядом с появлением на бумажном листе сонета Шекспира в результате беспорядочного тысячелетнего стука тысяч обезьян на пишущих машинках.
- Сканирование, я так понимаю, ничего не дало.
- Только одно – сухое дерево и подстилка загорелись из-за аркана. Мы никого не обнаружили. Следов портала тоже.
- И как далеко от вас было это место?
- Футах в трехстах от проселка, где мы применяли магию. Морок был наведен, как всегда.
- Меня только одно смущает, Ортега – почему «Зеркало» вдруг сработало на приличном расстоянии и без видимой цели? Оно же создавалось для того, чтобы отражать направленный удар.
- Так бывает со старыми негодными артефактами, в которых сохранились крохи энергии, ты же знаешь. Активируется от непонятно какого воздействия, выдаст что попало и сдохнет окончательно. Я и подумал – оно отразило наши арканы, причем хватило его только на первый уровень, и выдохлось. Искать, откуда могло прилететь «Кольцо саламандры» - это ж надо пол-леска перепахивать. А артефакт мог преспокойно лежать в кармане случайного прохожего чела – ну, бабка у него ведьмой была…
- Быть могло всё, - отстраненно протянул Сантьяга.
- Если нужно, я могу там еще раз побывать.
- Не уверен, что в этом есть большая необходимость. Пострадавших нет. Вы же не оставили огонь разгораться?
- Нет, конечно.
- Тогда к чему спешка? Вот на сегодняшнем банкете досточтимый Юсур Томба тоже поторопился утянуть к себе ножку от утки по-пекински. В итоге, громко звякнул ножом о тарелку во время речи К.К. и удостоился всеобщего внимания. Это был тот редкий случай, когда он предпочел бы остаться незамеченным.
- Магнат был зол?
- Хуже, Ортега. Он был снисходителен.
- Ничего. Юсур заработает еще несколько миллионов, и это его обязательно утешит.
- Это для него разменная монета.
- Ну, извини. Крупные акулы же, чуть что, звонят сразу тебе. К нам с Богой обращается рыбка помельче – вроде сегодняшнего, которого бандиты собирались обложить данью.
- Аппетит у них не менее здоровый. Это я о рыбке, а не о бандитах.
- О, да. Об этих законопослушных рыбках я бы обязательно сказал «пираньи», если бы был им должен.
- Я тебя умоляю, не вздумай брать в долг у шасов. Если уж будет такая нужда – займи лучше у меня.
- А что, есть большая разница?
- Со мной можно договориться насчет способа оплаты процентов.
- Учту, но не сейчас. Я слишком голодный, и хочу утку по-пекински, а не льготный кредит.
- Этого я не обещаю, но найдется, чем компенсировать ее отсутствие на столе.
«Но я это увижу не раньше, чем сяду за стол».

Они еще успели застать вечерний выпуск «Тиградком». Новости, не известные Ортеге, впечатления на него не произвели. На банкете комиссар воплощал собой богатство, элегантность и безупречный вкус в нужных пропорциях. Шасские воротилы – богатство и чуть-чуть всего остального. К.К.Томба не воплощал собой ничего – то, что богатство ему это позволяет, и так все знали. Всё, как обычно.
Отменное вино не подошло бы к утке по-пекински, зато превосходно сочеталось с главным блюдом ужина. Ну и Спящий с ней, ее и в ресторане поесть можно, потом как-нибудь.
Крошечным диссонансом в мировой гармонии прозвучала мысль о том, что со сволочным «Зеркалом» стоило бы разобраться, точнее, сразу сообразить, что маломощное «Кольцо саламандры» было отраженным. Так никто же не швырялся им по лесочку!
И комиссар не счел это упущением, иначе бы обязательно сказал. Вот он сам, в свободном домашнем костюме, задерживается на секунду у телефона – поставить на автоответчик. Он тоже хочет ненадолго отгородиться от мира за порогом этого дома.
Искра, жгучая и ласковая, вспыхнула внутри и помчалась, еще слабая – крохотным паучком с шустрыми лапками, без единого намека жестом или взглядом. Иногда, чтобы высечь ее, достаточно просто нажать кнопку на телефоне.
Сантьяга остановился, почти наткнувшись на Ортегу, и лишь тогда посмотрел прямо на него – глаза в глаза, почти с недоумением: а я думал, ты уже с диванчика разглядываешь стойку с видеокассетами – поискать что-нибудь легкое и приятное? Или ну их, вставать еще…
И молча, провел пальцами по затылку помощника, не просто заметив искру – раздувая ее.
Они еще делали вид, что спешить им некуда, пока благовоспитанно шли рядом в сторону спальни, в которой минимум прочей мебели совершенно терялся на фоне исполинской кровати. Дверь не успела закрыться за ними, а плавное замедленное кино уже резко, без перехода сменилось ускоренным, и два силуэта, которые больше не отличала одежда, слились в темноте в один – он метался в стороны, словно в лихорадочном бреду.
Это и было, как неведомая им лихорадка, только не отнимало силы - и напор встречал не податливость, а неистовый вызов. Мысли затянулись вязкой пеленой, остались лишь обостренные чувства, когда легкое прикосновение отдается во всем теле, а хрипловатое, вылетевшее с отрывистым стоном «да» кажется впитавшим всю порочность мира.
Где она еще сможет получить столько воли?
И даже когда они уже просто лежали обнявшись, она не насытилась, прячась за блеском глаз Сантьяги, заметным, несмотря на окружающий мрак.
- Мало? - шепнул Ортега и ткнулся носом ему в шею.
- Ты что-то имеешь против?
- Мне-то что, если трудиться будешь ты.
- Ты тонко намекаешь, что я лодырничал, пока ты трудился?
- Ты этого не умеешь, - Ортега немного подвинулся и перебирал теперь пряди, упавшие на лоб любовника – нежно, почти неощутимо. – Ни в чем.
- Не надейся, что пойду к тебе на мастер-класс, - тон комиссара очень плохо вязался с иронией фразы. Сантьяга крепче прижал к себе помощника и закинул ногу ему на бедро. – Но еще немного полениться позволю.
Ортега закрыл глаза и замер, ловя дыхание лежащего рядом и наслаждаясь теплом его тела. И ловил момент, когда уже ощутимое желание Сантьяги усилится еще, готовый раскрыться полностью и моментально вспыхнуть в ответ на жадную, искусную ласку.

Комиссар первым очнулся от дремы, в которую погрузила обоих блаженная усталость. Поднялся, отворил дверь на террасу и одним движением рычажка заставил все подвижные рамы скользнуть в пазы. Холодный ночной воздух и запах осенних трав ворвался в комнату, смешался с заполняющим ее запахом страсти. Ортега завозился, пошарил кругом и потянул на кровать слетевшее на пол одеяло.
- Напрасно прячешься, - Сантьяга с удовольствием потягивался, стоя нагишом в дверном проеме. – Ночи сейчас еще прекрасны – пока погода не испортилась.
- Ничего подобного, - помощник тоже встал и подошел к нему. – Я теплолюбив, но я и за тобой могу прятаться не хуже, чем под одеялом.
С этой стороны дома не было никакого искусственного освещения, пронизывали ночной сумрак. Вечная Тьма мягко окутывала тех, кто носил в себе частицу ее. Комиссар смотрел вдаль – или вглубь, в самую суть Тьмы?
- Можно выйти в сад, - тихо сказал Ортега.
- Это отличная мысль – прогуляться перед сном. Можно и дальше – к примеру, в лес. Ночью легче обнаружить слабые следы. Ты ведь можешь сделать туда портал?
- Конечно, - с готовностью отозвался помощник. Ему не требовались уточнения. Все складывалось просто замечательно. И незачем будет больше возвращаться в мыслях к «Зеркалу» и вопросу, откуда оно там вообще могло взяться.
Потому что комиссар обязательно во всем разберется и всё объяснит.
- Вот и славно, - сказал Сантьяга. – Пошли одеваться. И пожалуйста, прикажи голему к нашему возвращению постелить свежее белье и приготовить большую ванну.
«Ты же все равно не успокоишься. Да и мне, признаться, немного любопытно».

***
Темень в лесу челы назвали бы непроглядной, но оба нава чувствовали себя в ней, как дома. Ни одна веточка не хрустнула ни под кроссовками Ортеги, ни под шикарными туфлями комиссара – другой обуви тот не признавал, когда был одет не в комбинезон гарки. А сейчас на нем были домашние брюки, сравнимые по цене с костюмом «нового русского», футболка высочайшего качества и светло-серая легкая куртка, пошитая на заказ – для разнообразия, в Париже, - а не у Турчи. Куртка эта и была единственным светлым пятном в округе, если не считать звезд и далеких огней, еще видимых с проселка.
Сантьяга осмотрел горелую проплешину, к которой его привел помощник, и прошел немного дальше в лесок. Остановился почти в центре поляны, закрыл глаза и замер, отыскивая слабые следы заклинаний – настолько слабые, что почувствовать их могли только сильнейшие маги.
Стоящий рядом Ортега улавливал лишь окутавшую шефа Тьму, и даже не пытался ничего делать – просто ждал, не отвлекая и не мешая.
Интересно, много ли правды в старых уверениях, что среагировать на отраженный «Зеркалом» аркан невозможно? Насколько он знал, на своей шкуре никто из подданных Князя в этом не убеждался. Первыми пострадали чуды при штурме лагеря дружинников Измайловского домена, где жрица активно использовала новую защиту. Тут-то высшие маги Ордена и занялись этим арканом вплотную. Великий магистр добился успеха за очень короткий срок, и уже через пару лет «Зеркало», можно сказать, вышло из употребления в боевых действиях.
Сантьяга, несмотря на все усилия, тоже не чувствовал никаких следов – один фон. Необычный. Здесь, в окрестностях Тайного Города, магический фон почти никогда не бывает настолько гладким и однородным.
Если кто-то не сделал его таким.
Комиссару уже доводилось сталкиваться с подобными вещами.
- Здесь кто-то подчищал за собой следы. Очень тщательно, - негромко сказал он, не поворачиваясь в сторону помощника.
«Когда? Мы упустили мага, или кто-то приходил позже? Значит, мы так ничего и не поймем? И что тут было прятать? Не было в этом месте никакой магии, не было! Еще одно древнее «Зеркало»? Кому оно сдалось?
Потыкать наугад палочкой? Совсем маленькой?»
Слабенькая «Эльфийская стрела» Ортеги могла убить разве что зайца, да и то при особо удачном попадании. И уж точно не представляла никакой угрозы для нава. Ортега внимательно следил, будет ли отклик – на всякий случай.
Так уж случилось, что в свое время он ни разу не наблюдал, каким бывает отражение от «Зеркала». То есть, теоретически знал, как и что.
А потом началось то, чего в теории не было.
Сантьяга всё еще продолжал прощупывать поляну, и слишком поздно понял, что помощник строит заклинание.
Он тоже не должен был ничего успеть – но он инстинктивно, «на автомате» был настороже с того момента, как заподозрил, что здесь побывал колдун, прячущий следы своей магии. И двигаться начал на долю секунды раньше, чем еле заметный светящийся росчерк в одно мгновение сделался ослепительным. И успел то единственное, на что хватало его тренированных тысячелетиями рефлексов.
Податься всем телом в сторону Ортеги и отпихнуть его плечом.
На рефлексах, только на рефлексах, без малейшего участия сознания.
Если бы он стал оценивать шансы построить защиту – не успел бы даже этого.

События следовали друг за другом так быстро, что слились в одно.

Ортега тоже увидел краем глаза, как его «Эльфийская стрела» сделалась ярче во много раз, ощутил толчок и жар совсем рядом – миллисекунды на то, чтобы удержать равновесие, - и понял, что Сантьяга падает. Успел подхватить. И замер склоненным, держа его на весу – когда разглядел, что произошло.
Заклинание зацепило комиссара в повороте и прошлось по правому плечу и половине груди под самой ключицей, оставило после себя обгорелые края дорогой ткани и черное запекшееся месиво, в глубине которого нелепо и жутко выделялись желтоватыми пятнышками места, где обнажилась кость. Порция тягучей черной массы выплескивалась из разорванного сосуда вслед за ударом сердца – как густое варенье из разбитой банки.
Мысли, точнее обрывки их, растекались сразу несколькими потоками, и каждый не обращал внимания на все остальные.
«Так не бывает!!!» - один.
«Мы же ушли без «Дырок жизни»! – другой.
Третий, не мысль даже, а просто бессильное и яростное «Мудак!», - словно чем громче орешь это в свой адрес, тем больше шансы, что всё не так плохо. И готовая смести все остальное лавина панического ужаса – как я буду без него? Как мы все без него будем?
Поддаться ей, позволить затопить волю и разум – это конец.
И он не поддался.
Порталы он строить еще не разучился. Сердце не задето. Не стой, урод, – к эрлийцам, живо!
Пальцы вцепились в запястье, на мгновение – единственное, – позволив почувствовать былую силу комиссара Темного Двора, и сразу ослабли.
- Домой… - мучительный стон. – Не в Оби…тель...
Сквозь боль – та уверенность и непреклонная воля, из-за которой нельзя не исполнить приказ. Он не умеет не выполнять таких приказов. Он всего лишь гарка…
…едва не ставший причиной гибели своего комиссара.
Именно так – сначала комиссара, равных которому Навь не знала за всю историю. И лишь потом, горстью соли в открытую рану, – любимого.
То, что в этой ране творится сейчас – само по себе. Дрожь в коленях, холодный пот по спине, разрастающийся комок в груди – сами по себе. Они не должны мешать. Не имеют права.
Распрямиться, поддерживая Сантьягу, и вызвать портал. Пока он формируется – заклинание, останавливающее кровь, - ему обучают каждого боевого мага.
Еще удар сердца - уже видно, что он выталкивает гораздо меньше крови, чем вначале.
Ортега подхватил комиссара второй рукой под колени и шагнул в черный вихрь.

По дому, где он так любил бывать – словно по полю боя, на ходу бросив голему: «Убирайся!» «Идиот!» - это уже не о слуге, за лекарствами его надо было послать.
Сантьяга дышит) ровно – но без сознания, и до сих пор не видно, чтобы рана принялась заживать.
«И что ты хотел увидеть – минуты еще не прошло!»
Темно-синий шелк умело натянут на кровати – ни единой морщинки – голем выполнил распоряжение.
Опустить туда – кровь уже остановилась, - теперь можно снять одежду. Касаться рваной и заляпанной кровью куртки, как раскаленной стали, - руки хотят быстрей отбросить, глаза не хотят видеть ее. Пусть посмотрят на другое, вот на это черное, страшное - и запомнят до конца жизни.
Ортега был гаркой не одну сотню лет, он видел куда более тяжелые раны. Он видел кровь, свою и чужую, он терял братьев, он терял тех, кого любил. Но тогда он знал, что это неизбежно…
Или знал врага, который нанес удар. И чтобы видеть его лицо, не требовалось подходить к зеркалу. Слово, всплывшее в памяти, заставило до скрежета стиснуть зубы, пока он нес ящичек с эрлийскими препаратами.
«Врач тут нужен…»
Но Сантьяга запретил, и помощник делал сам, что умел – унимал боль, колол стимуляторы, убирал запекшиеся сгустки из раны, бормоча все исцеляющие заклинания, которыми владел – а их было намного меньше, чем боевых.
От настоящего врача было бы куда больше проку.
Комиссар открыл глаза, когда Ортега накладывал на рану бальзам:
- Никаких эрлийцев. Я справлюсь.
Он непривычно растягивал слова, а глаза были, как у пьяного масана.
«Я не переборщил с препаратами?»
- Ты спи. Тебе надо спать сейчас. Дать тебе «Пыльцу Морфея»?
- Нет… я сам… усну.
Веки опять сомкнулись, но понять, что целительный сон так и не пришел, было нетрудно. Помощник догадывался, что даже сейчас затуманенное сознание шефа пытается анализировать и искать причины случившегося.
- Там кровь осталась… - не разобрать, то ли вопрос, то ли утверждение. – Придут же…не могут не прийти.
«Куда придут? Сюда? Кто посмеет? Неужели всё-таки бредит? Пусть потом говорит, что хочет, но я погружу его в сон. Ему нужен сон».
За «Пыльцой Морфея» Ортега не пошел - воспользовался заклинаниям. Главное – уснуть, а потом уж организм будет спать, пока не сочтет, что уже всё, достаточно. Сидящий внутри комок скрутило очередной судорогой – как же, сумел бы он усыпить здорового Сантьягу…
«Пусть потом говорит, что хочет, что я ему помешал, пусть говорит… А говорить он будет все равно не об этом в первую очередь. Если вообще захочет тратить слова на такого кретина».
«Но «Зеркало» только отражает то, что прилетело! Оно так не работает!»
«Посмотри еще раз, как оно сработало. Внимательно посмотри».
Он посмотрел. Теперь было заметно, что регенерация началась. Это было хорошо, с одной стороны, а с другой – ничего не меняло. Помощник укрыл комиссара тонким одеялом и подтащил кресло ближе к кровати.
Он будет рядом всё время и до тех, пока ему не велено будет убираться вон, как тому голему.
***
«Опоздала!», - Весемира с силой сжала кулаки.
След от портала уже почти растаял. Еще можно было попробовать вычислить точку выхода – но зачем? Если бы она застала кого-то здесь – у нее были бы шансы.
Потому что «Зеркало» сработало – именно на это она настроила сигнальное заклинание. Но его пришлось маскировать, как и все остальное, а это – запаздывание на две-три секунды.
И кто вообще мог подумать, что придут этой же ночью, да еще примутся кидаться «Эльфийской стрелой»?
Фата во второй раз старательной изучила следы.
Она могла бы гордиться собой. Ее «Зеркало» выдало в ответ на маломощный аркан отражение, никак, третьего уровня. Именно так – она не принимает желаемое за действительное.
И что? Построить «Эльфийскую стрелу» третьего уровня и намного быстрей, и энергии на это меньше надо. А заклинание фон Бека разрушит ее усиленное «Зеркало» с той же легкостью, что любое другое. Она так и не смогла его обойти.
Следы врачующей магии она отыскала тоже. Едва не перерыла примятую подстилку в поисках крови – и ничего. Проклятый битум в их жилах течет не так, как нормальная кровь, и даже из серьезной раны льется неспешно. Кто бы тут ни был – ее ловушка даже с ног его не сбила.
Бессмысленно надеяться, что хоть кого-то приложило хорошо, только дружки его подхватили и смылись порталом. Или сам смылся – фата так и не смогла определить сколько их было.
Кровь врага надо видеть, а не надеяться, что она, возможно, была.
Если месть удается наполовину – не стоило и пытаться.
Она уже пробовала, ввязавшись в драку с комиссаром Темного Двора в надежде увидеть его кровь, прежде чем умрет. Она понимала, как малы шансы на это, но ей было безразлично. Он тоже это понял.
«Вы искали смерти, уважаемая фата, - сказал он ей, - но ваша жизнь всё еще с вами, ваше спасение – у вас на поясе. Любопытно, сможете ли вы умереть, зная это? Жажда жизни всегда сильней, чем стремление к смерти».
Это было невыносимо – лежать беспомощным куском окровавленного мяса у его ног в дорогих штиблетах, на которые удивительным образом не попало ни капли. А смерть все не приходила, и забытье – тоже.
И Весемира не выдержала - схватилась за «Дырку жизни». Она была почти уверена, что Сантьяга сомнет спасительный портал.
Она и сейчас была уверена – он сделал бы это, если бы не догадался, что жажда жизни тут ни при чем.

***
Сантьяга спал, и черты его лица уже не выглядели такими заострившимися и бледными. Ортега в третий раз за последние полчаса бесшумно поднялся на ноги и приподнял одеяло. Рана заживала: мышцы и сухожилия еще не подернулись новой кожей, но постепенно затягивали разорванные и выжженные места. Сосуд, которые помощник с трудом, но все же срастил, больше не был виден.
Можно было считать, что все обошлось. Если бы не возвращаться постоянно к тому, что могло бы случиться – и кто оказался бы виновником.
Ортега представил, что ему приходится докладывать об этом князю, и едва не застонал. Сознание, в панике отгораживаясь от кошмара, взвыло: «Но не случилось же!»
Не помогло.
Он встал, подошел к окну на террасу, постоял, опять сел в кресло, через несколько минут дернулся снова.
«Хватит мельтешить, как маятник – ты его разбудишь!»
Сидеть на одном месте, когда мозг тупым сверлом буравило одно и то же, было невозможно. Куда-то отойти – тоже. Его место здесь. Пока еще здесь. Если потом, после пробуждения комиссара всё изменится – поделом. Сейчас его никто, кроме Князя, отсюда не выставить. А с чего Князю сюда приходить?
«Что я скажу, когда он проснется? «Прости, я сделал большую глупость?» Я не знаю, что еще нужно сказать, не знаю! Да и захочет ли он слушать…»
«Это уже не так важно. Если он не захочет видеть меня рядом – с этим можно жить. Это не жить, зная, что его больше нет по твоей вине».
Но для того, чтобы испытать облегчение от этой мысли, надо было вначале посмотреть в глаза Сантьяги – не затуманенные болью и лекарствами. Заговорить с ним. И услышать то, что он скажет.
А он продолжать спать, и это было хорошо, - во сне сильный организм восстанавливал себя сам. Но Ортега ничего не мог поделать с собой – он боялся момента пробуждения. Разве что четыреста лет назад он испытывал такой же страх – и снова не за себя. Но тогда были Инквизиторы.
А этой ночью был только он и идиотская «Эльфийская стрела – с таких начинают обучение малолетних будущих фей и рыцарей - не способная всерьез навредить челу-инвалиду и едва не убившая высшего боевого мага Нави.
Но и просто сидеть и ждать больше не было никаких сил. Ему доводилось слышать, что ожидание казни бывает страшнее ее самой. Для себя он этого так и не решил.

Вернейший способ не сразу сообразить, что долгожданный момент наступил – изводиться в его ожидании. То есть, не совсем так. Пробуждение он заподозрил. Но комиссар не открывал глаз, и Ортега успел впасть в нешуточное беспокойство, не случилось ли осложнения.
Он сделал шаг к кровати, набираясь решимости посмотреть рану.
- Ортега, зачем было так радикально? Если б я знал, что ты так хочешь на мое место, то давно бы сказал князю, что увольняюсь по выслуге лет.
Глаза Сантьяги были едва приоткрыты, но сонными, без сомнения, не были. И голос был голосом прежнего комиссара.
Помощник отшатнулся, словно от удара, не в состоянии найти слов в ответ – пока до него не дошло, наконец, что Сантьяга сказал «ты» - Сантьяга, который обращался на «вы» всегда и ко всем, кроме самых близких.
Он сказал «ты» - как раньше. Как вечером.
Дикое напряжение схлынуло, и Ортега присел на краешек кровати, не удержавшись на мгновенно ослабших ногах.
- Прости…
- Сказал бы я тебе… Но мне отчего-то кажется, что таких слов, какие ты уже наговорил себе сам, мне подобрать не удастся.
- Как ты?
- Ты не хуже меня должен знать, сколько времени требует регенерация.
- Еще полсуток тебе лучше пробыть в постели. Мне бы потребовалось не меньше.
- Кстати, пока я тут лежал – ты там побывал, надеюсь?
- Где?
- Ортега, тебя что – контузило?
- Куда бы я от тебя ушел, если ты не разрешил вызывать эрлийцев?
Сантьяга демонстративно вздохнул, заведя глаза к потолку, попытался улечься удобней – и только сейчас поморщился так, что стало ясно: от раны он еще не оправился. - Только не рассказывай мне, что ты не в состоянии был адекватно оценить степень угрозы для жизни. Маг, который оставил аркан, наверняка туда приходил!
- Я его найду. Обязательно.
- Вот прямо сейчас ты с такой решимостью никого искать не будешь. Тем более, когда тебя некому вовремя остановить. Меня интересовал вопрос: моя кровь там осталась?
Помощнику очень не хотелось вспоминать то, что он увидел после удара. Но раз Сантьяге это важно…
- Не должна. Она не успела натечь.
- Ты точно в этом уверен?
- Да, - от вновь пережитых секунд между «Эльфийской стрелой» и порталом в дом, почти исчезнувший ком в груди опять напомнил о себе.
- Мне не хотелось бы, чтоб мое присутствие там вычислили, Ортега.
- Прости, - опустил голову помощник. – Я не мог об этом думать.
- Я тебе говорил, сколько блестящих планов провалилось из-за того, что при их реализации недооценивали мелочи, сосредоточившись на главном?
- Я выслушаю всё, что ты мне уже говорил, и что еще добавишь. Но можно, когда тебе станет лучше?
- Что тут долго рассуждать, - тихо и устало произнес Сантьяга, прикрывая глаза. – Где ты допустил промах? Ты сам знаешь. Что ты должен сделать выводы? Ты сделал за бессонную ночь много выводов, я не сомневаюсь.
Часы на стене показывали девять минут седьмого.
- Я постараюсь еще часик подремать и хочу, чтобы ты отдохнул тоже. А потом хочу помыться, насколько это возможно.
- И съесть что-нибудь.
- Хорошо-хорошо.
Помощник - неловко из-а опасений побеспокоить - вытянулся рядом поверх одеяла, но не замолчал сразу.
- Сантьяга…
- В чем ты еще хочешь покаяться?
- Я о тебе сейчас, - Ортега не хотел заводить разговор в эту сторону, но удержаться не мог. – Ты… ты не имел права из-за меня так рисковать. Ты слишком ценен…для нас всех.
- Понимаешь, в чем дело – не буду говорить громких слов, как ты ценен для меня лично. У меня просто-напросто не было времени подумать о таких вещах, как долг, ценность и соотношение интересов.
Ортега не ответил ничего, лишь осторожно обнял Сантьягу, словно касаясь очень хрупкой вещи.

Ровно через час комиссар завозился и приподнялся на кровати. Ортега помог ему забраться в ванну и подержал душ. Вылезать оттуда Сантьяга решил самостоятельно, покачнулся и вынужден был всё-таки опереться на помощника.
- Ложись обратно в постель. Завтрак я тебе принесу.
- Я смотрю, тебе понравилось возиться со мной, как с младенцем, - проворчал комиссар, но подчинился.
На этом успехи Ортеги закончились. Убедить Сантьягу повременить с появлением в Цитадели было не легче, чем масана во время Жажды - ограничиться томатным соком.
- Я не собираюсь привлекать внимание к моему отсутствию. Наблюдатели наверняка нас отследили по дороге в дом. Поймут, что ты возвращаешься один – тут же начнут гадать, что я затеваю и куда в величайшей тайне направился. Зачем лишний раз волновать соседей без достойного повода?
Максимум, на что согласился комиссар - не делать резких движений, сидеть в кабинете, и разрешить Ортеге гнать прочь всех посетителей, кроме князя.
Ах, да – еще не садиться за руль «Феррари» и воспользоваться порталом. Хоть и ворчал при этом, что оба его новых автомобиля теперь находятся в гараже особняка, и на чем, спрашивается, выезжать в город? Еще подумают, что он на «Феррари» угодил в ДТП.
«У меня такое впечатление, что шасам сегодня может обломиться крупная внеплановая прибыль».
Уже в его кабинете, выслушав распоряжения, Ортега поинтересовался:
- Вы сами намерены искать мага, комиссар?
- Признаться, Ортега, чем больше я обдумываю ситуацию, тем меньше вижу в этом смысла.
- Но… То, что он сделал, под силу немногим, и мне кажется, если взяться всерьез, его не так уж трудно будет вычислить. И разве вы не хотите знать, что он использовал против нас?
- Вполне себе известный аркан «Зеркало», насколько я могу судить. Да, раньше усиливать отраженное заклинание он не мог, но не вижу в этом ничего принципиально неосуществимого. Можете как-нибудь заняться на досуге, если угодно. У меня тоже есть вопрос: что вы предлагаете делать с магом, когда мы его найдем? Так, вопрос становится риторическим – мне уже всё ясно. Но ведь я жив, и вскоре буду даже здоров.
- Для меня это не имеет значения, - упрямо сказал помощник.
- Ортега, я думал над мотивами этого мага – или, скорее всего, колдуньи, учитывая, где «Зеркало» было особо популярно на заре существования. Он вложил массу энергии и сил – в расчете на такой непредсказуемый и ненадежный результат, как ваша выходка?
- Это-то и странно.
- Можно только предположить, что он считал любой ничтожный шанс дотянуться до кого-то из нас стоящим этих усилий.
- В случае вас он был бы прав на сто процентов.
- Я имел в виду не себя, а любого нава, Ортега. Вот уж на то, что я появлюсь там и начну развлекаться пальбой, так сказать, по пивным банкам, он точно не мог рассчитывать. Я верю, что вы при всех ваших расстроенных чувствах не ввели меня в заблуждение насчет крови. Я подозреваю, ему хотелось достать хоть кого-нибудь, и уже одно это сужает круг поисков, кстати.
- Тогда почему вы не хотите, чтобы Темный Двор ими занимался?
- Как только мы его найдем, Ортега – мы распишемся перед ним в том, что в своей лотерее он всё-таки выиграл. А я не хочу доставлять ему такое удовольствие. Даже перед смертью, - комиссар выдержал паузу и закончил так тихо, что помощник едва смог расслышать, - которой он, кажется, ждет, а не боится.

Эпилог
- Он меня загонял, - пожаловался Бога Ортеге, когда тот объявился у себя в кабинете. - Нашел, блин, мишень для отработки ударов.
- Ты это о ком?
- О начальстве, о ком еще? Ты не в курсе, с чего он вдруг решил свою фехтовальную форму проверить?
- Надо же ее иногда проверять, - уклончиво сказал Ортега. – Ну не повезло тебе – меня в Цитадели не было. Не тебя одного гоняют.
- Тебя положено, ты у нас пример. Пойду-ка возмещу непредвиденный расход калорий.
- Иди-иди. А то похудеешь еще.
Бога исчез, а первый помощник полез в ящик стола и вытащил томик в солидной обложке. Комиссар уже в порядке, и пока он не подкинул еще какой-нибудь работы, наконец-то можно немного почитать долгожданную третью часть.
Не страдая от угрызений совести.

@темы: фанфик по Тайному Городу

---

30.06.2009 в 09:36

Пишет  Jutacu:

Получил рецензию и радуюсь!!!!!!!

30.06.2009 в 00:07

Пишет  Angrem:

Альтернативная история Ai no Kusabi в клипах
Я давно обещала это сделать. И надо сказать, мне настолько нравится эта история в пяти частях, четыре из которых сделаны на песни "Мельницы", что она заслуживает отдельного поста. Хотя, практически все знают эти клипы.
Дорогой Первый Консул, я знаю, ты сейчас отдыхаешь в Японии, и, судя по постам, отдыхаешь очень хорошо. Приятного тебе отдыха, новых впечатлений. И спасибо за такой огромный труд!

Итак, альтернативная история. Автор -  Jutacu

Часть первая. Лорд Грегори

Часть первая. Лорд Грегори.

Мне понравилась задумка. История первого клипа с одной стороны печальна. Бедный монгрел влюбился в того, кто ему не ровня. И кто его просто использовал и выкинул. Сама песня цепляет. Единственное - в роли несчастной жертвы Кирие. А я слишком не люблю Кирие, чтобы печалится о нём. Первой моей реакцией на первую серию было "Ух, как забавно!". Да, я жестокий. Но задумка хорошая. Случайная встреча, юный глупый мальчик, который обжегся, подлетев слишком высоко к солнцу. И солнце даже не моргнув глазом уничтожило его.

Часть вторая. Горец

Часть вторая. Горец.

Я как-то уже выкладывала у себя клип на эту песню, только другого автора. Там Гай хотел вернуть Рики. Здесь же...

Самый ненавистный мой клип И да простит меня автор. Сделано прекрасно. Видеоряд и звук сведены отлично, идея потрясающая. Но Рики, который хочет вернуть Гая! "Мой горец парень удалой, широкоплеч, высок, силён!" "Я все бы горы отдала, чтоб горца вновь домой вернуть!" Убью!
А если серьёзно... Браво! История продолжается. Широкоплечего "горца" посадили за правое дело . Встревоженный Рики мечется, пытаясь вернуть своего... горца. И обращается к сильным мира сего. Сильный не будь дураком требует в обмен на услугу ночь с Рики. Молодец! Я б тоже потребовал. Правда, вернувшемуся горцу это не понравилось. Ну, и Юпитер с ним!
Мне как Ясону смотреть этот клип было тяжело. Просто как фанату - полный восторг по задумке.

Часть третья. Невеста полоза

Часть третья. Невеста полоза.

Ооооо, один из любимых! Засмотренный до дыр. Я смотрела его в метро, я смотрела его в дороге. Я смотрела его дома. Потрясающе!!! Самый лучший!

Видимо, единственная ночь с сильным мира сего не прошла даром. Противоположности притянулись. И Ясон не смог его отпустить. А Рики не смог уйти. И как лично для меня была интересная концовка - не удержал... не уберёг. Сказка была недолгой, и Рики у Ясона забрали.

Часть четвёртая. Дорога сна

Часть четвёртая. Дорога сна.

Ооооо, а вот тут есть Рауль! Красивый, высокомерный Рауль, для которого люди - ничто. Потрясающе подходит ему эта песня. И вот после этого клипа меня, как говорится, вставило. И родилась одна идея.... которая нас до сих пор радует ))))
В этом клипе видны особые, близкие отношения Ясона и Рауля. Поймите правильно. Я не вижу здесь любви. Уж точно не со стороны Ясона. Это отношения двух равных, тех, кто всю жизнь был вместе. "Что нам до Адама и Евы, что нам до того, как живёт земля!". Вот этот Рауль. Они понимают друг друга, Раулю дорог Ясон, он хочет остановить его, уберечь (по его мнению) от ошибки.
Тем дороже и понятней мне выбор Ясона - уйти. Несмотря на такого друга рядом, уйти. Потому что есть Рики и есть сильное чувство, есть притяжение. Да, рядом может быть человек, который прекрасно тебя понимает. Но кто объяснит, почему мы выбираем других? И идём за ними. Тем глубже и крепче узы, которые связывают Ясона и Рики - разные, но друг без друга... ну, как они друг без друга.
Так, меня понесло. Закругляюсь.

Часть пятая. Эпилог

Часть пятая. Эпилог.

Я когда-то ооочень давно выкладывала этот клип. Тогда я ещё не была знакома с автором и не знала, что это - часть истории. Но и тогда уже я подчеркнула, как удивительно эта песня подходит Катце. Как цепляет она применительно к нему.
Жизнь Катце после взрыва. Начинается клип очень, на мой взгляд, удачно. С ударного момента - надрывный плач сильного мужчины это всегда тяжело и сильно цепляет.
А дальше... воспоминания. Насколько я понимаю, по этой версии Катце любил Ясона? Вот и я так думаю. Как же я ему тогда больно было жить, просто заставлять себя существовать после его гибели! В каноне он просто потерял господина. Это можно пережить. В этой истории он потерял гораздо больше. Как будто сам взорвался там. не зря заключительные секунды клипа - это повторение кадров со взрывами.

В общем, я хочу сказать спасибо автору ещё раз за такую работу. Клипы эти радуют до сих пор. Да и работа была продела большая. не просто слепить отдельные кадры. Мне понравился в некоторых местах эффект камеры, которая движется и показывает крупный план, как будто камера, снимающая фильм (это особенно уместно было в 4-м клипе, с лицом Рауля). Наложение кадров друг на друга.
Браво ещё раз!

@темы: видео

---

16.02.2012 в 23:14

Пишет  Айсура:

Парочка портретов
Рисовалось для одной из моих ПЧенюшек, к её фику, но решилась и сюда выложить.
Рауль Ясон

если не видно картинок на imageshost.ru, вот залила на другой ресурс

@темы: портреты по Ai no Kusabi

---

Пишет Гость:

23.11.2011 в 09:26

202 слова

Песок - золотой и легкий, пересыпать горсти в ладонях - одно удовольствие, идти по нему - тяжело. Засыпает следы, их почти и не остается. Впрочем, это все равно. Из песка - красивое платье. Она ложится на песок, раскинув вокруг себя подол, смотрит в небо, запрокинувшееся над ней. Темное бархатное небо с серебряными звездами. Иногда ей кажется, что это такая же пустыня, как и та, что здесь. Поэтому она закрывает глаза, сворачивается в клубок, как ребенок, подкладывает руку под голову. И засыпает почти мгновенно, зная, что где-то там в пустыне так же засыпает он.
Сны у них одни на двоих - чужие, принесенные ветром из-за границ пустыни. Темно-зеленые, кирпично-красные, пестрые, как юбка цыганки.
Впрочем, они так много времени провели вместе, и так хорошо знают друг друга, что эти случайно украденные сны не могут сделать их ближе.
Проснутся оба еще до рассвета и отправятся в путь.
Они встретятся у темно-желтой выветренной дюны. Мимоходом возьмутся за руки, он пожмет ей запястье, устало и дружелюбно. Они знают друг друга слишком давно, чтобы любить, и понимают слишком хорошо, чтобы ненавидеть.
А потом их не станет.
И еще целое столетие бок о бок будут стоять два сфинкса, глядя сны друг друга и улыбаясь друг другу.
Всего-то столетие, подумаешь.

URL комментария

@темы: фанфики

---

22.01.2010 в 21:23

Пишет  ~jasper~:

Преображение
Фэндом: Аватар
Размер: мини
Жанр: юмор
Персонажи: Джейк, Най'Тири
От автора по заказу  Choco_Latte
Во время прочтения не жевать.

- Эй-ей-ей! Что вы делаете? - взвизгнул Джейк на такой высокой ноте, что даже сам испугался, когда несколько пар рук принялись его раздевать. - А... Это! Я щекотки боюсь. И вообще. Я знаю джиу-джитсу, карате и айки-до!
Он постарался изобразить хотя бы одну из известных на Земле борьбу, но то ли новое тело к ней было не приспособлено, то ли гравитация на Пандоре... В общем, он только запутался в руках, ногах, хвосте и никакого впечатления на раздевающих его на'ви не произвел.
- Ребяяяяяятааааа! А может не нааадо? А? - перешел на умоляющий тон Джейк. - Мне эти штаны, как родные. Они у меня единственные. Мне за них еще на базе отчитываться. Ей богу из зарплаты вычтут. Изверги... И плакали тогда мои ноги...
Но на'ви будто не слышали его мольбу и уверенными пальцами продолжали сдирать с него одежду, при этом кривясь и фыркая, словно она им была неприятна ни на запах ни на ощупь.
- Ну чем вам мои штаны не угодили то? Нормальные такие штаны. С карманами. Вот как я теперь без карманов то буду? Мне даже сувениры для Грейс положить будет некуда... А она просила... - он вспомнил про школу, где преподавала его научная руководительница. - А ее то вы не раздевали... Меня то за что? Вы же меня учить будете, а не...
Внезапно Джейк осекся, осознав, что он не знает доподлинного смысла выражения "наполнить чашу" и начал сопротивляться с еще большим остервенением. Но на'ви, продолжая напевать что-то на своем языке, не обращая внимания на вопли и пинки Джейка, не прекращали его раздевать. Рубашка уже куда-то исчезла, передаваемая по рукам. Штаны тоже испарились, вместе с уже оплаканными карманами.
- Эээээ... Неееееет.... Трусы не отдам! Это моя гордость! Мне их Труди подарила! Сшила и подарила! - Джейк вцепился в последнюю деталь туалета как клещ, но и она скоропостижно покинула его синий зад.
- Ну хорошо хоть не разодрали... - Джейк с печалью посмотрел на удаляющиеся трусы со свинками и с тоской крикнул вслед. - Я буду писать вам письма!
Но шутку на'ви тоже не поняли. Продолжая напевать, они преподнесли ему новую одежду.
- И это все??? Ну вы точно с ума сошли! как я в таком виде на базе появлюсь? Меня же там даже салаги последние засмеют, - на подносе из листьев лежало что-то наподобие земных стрингов. И это что-то было способно поместиться в скорлупе грецкого ореха.
- Нет, вы точно издеваетесь... - пробурчал Джейк, когда один из на'ви настойчиво начал показывать как следует "это" одевать. На нем.
- Говорила мне мама... - о чем напутствовала своего непутевого сына благочестивая родительница Джейку так и не удалось договорить, потому что в помещение, раздвинув широкие листья, ни капли не смущаясь тихо проскользнула Най'Тири. Бывший морской пехотинец пошел сиреневыми пятнами, мгновенно схватил предоставленную ему "одежду" у мигом заулыбавшегося на'ви, отвернулся и молниеносно напялил повязку в стиле стринги на себя. И только после этого неуверенно повернулся к девушке. Отчасти боясь опозориться, отчасти - потерять повязку.
- Ну... как?
Най'Тири лишь закатила глаза и хихикнула.
- Мда... Я себя буквально стриптизером почувствовал. Осталось только деньги начать за повязку принимать, - и он шутливо изобразил движения танца, который как-то раз видел в исполнении приглашенных на день рождения лейтенанта Орделла молоденьких танцовщиц. Затем посмотрел на притихших на'ви и пожаловался. - Они меня совсем не слушали. И отобрали всю одежду...
- Скао... Они не знать твой варварский язык. - и Най'Тири захохотала в голос, глядя на еще больше помрачневшего Джейка, поправляющего так и норовившие впиться в зад стринги.

@темы: фанфики, Аватар

---

14.05.2011 в 04:52

Пишет  Добрый волк:

Однажды к убеленному сединами мудрецу вся в слезах пришла молодая и очень красивая девушка:
- Что мне делать? - сквозь слезы жаловалась она. - Я всегда стараюсь по доброму обходиться с людьми, никого не обижать, помочь чем могу. И хоть я со всеми приветлива и ласкова, но часто вместо благодарности и уважения принимаю обиды и горькие насмешки. А то и откровенно враждуют со мной. Я не виновата ни в чем, и это так не справедливо и обидно до слез. Посоветуйте, что мне делать.
Мудрец посмотрел на красавицу и с улыбкой сказал:
- Разденься донага и пройдись по городу в таком виде.
- Да вы с ума сошли! - возмутилась красавица. - В таком виде всякий обесчестит меня и еще Бог весть что сотворит со мною.
Тогда мудрец открыл дверь и поставил на стол зеркало.
- Вот видишь, - ответил он, - появиться на людях обнажив свое красивое тело ты боишься. Так почему ходишь по миру с обнаженной душой? Она у тебя распахнута, как эта дверь. Все кому не лень входят в твою жизнь. И если видят в добродетелях твоих, как в зеркале отражение безобразия своих пороков, то стараются оклеветать, унизить, обидеть тебя. Не у каждого есть мужество признать, что кто-то лучше его. Не желая меняться, порочный человек враждует с праведником.
- Так что же мне делать? - спросила девушка
- Пойдем, я покажу тебе свой сад, - предложил старец.
Водя девушку по саду мудрец сказал:
- Много лет я поливаю эти прекрасные цветы и ухаживаю за ними. Но я ни разу не замечал как распускается бутон цветка, хотя потом я и наслаждаюсь красотой и ароматом каждого из них. Так и ты будь подобна цветку: раскрывай свое сердце перед людьми неспеша, незаметно. Смотри кто достоин быть другом тебе и творит тебе добро, как поливает цветок водой, а кто обрывает лепестки и топчет ногами.

---

10.10.2011 в 21:26

Пишет  Lubov-D:

Крис Ланди

---

02.06.2011 в 10:25

Пишет  ormona:

Синестезия
Давно замечала за собой некоторые вещи, связанные с восприятием. При воспоминаниях о том или ином явлении я начинаю вдруг отчетливо ощущать запах - и в реальности его в этот момент нет. Или же вижу человека и как-то синхронно приходит впечатление о том или ином цвете, то есть внутренне как бы вспыхивает: этот - синий, эта - красная и т.д.
Или же при чтении/рисовании где-то на третьем плане сознания возникает какое-то определенное место, когда-либо виденное или совсем уж оторванное от реальности, но все равно четко воспринимаемое воображением (с подробностями). С музыкой такого не было - я не аудиал, плохо запоминаю звуки. Считала, что это нормально и происходит со всеми. Но как-то спросила мужа, и выяснилось, что у него такого не бывает. Как, собственно, и дежа-вю, о котором уже говорилось ниже. И вот я наконец нашла объяснение, пусть пока и гипотетическое, этому явлению.
Условно оно называется синестезией.

СИНЕСТЕЗИЯ

В прошлом синестезия (означавшая «совместное чувство») часто считалась результатом расстройства психики, действия наркотиков или чрезмерного воображения. Сегодня это изучается в области неврологии как специфическая особенность некоторых людей обладать способностью к объединению двух различных чувств. Они воспринимают эти, на первый взгляд, несвязанные ощущения как тесно связанные.
Таким образом, синестеты могут слышать определенный звук, когда рассматривают произведения искусства, ощущать определенный вкус, когда касаются поверхности чего-либо или чувствовать характерный запах, когда слушают мелодию. Странно? Возможно. Но без сомнения реально.
Люди, которые обладают этими совместными чувствами, не выдумали это явление. Они действительно испытывают это, что было подтверждено бесчисленными исследованиями несколько лет назад.
Хотя в прошлом это классифицировалось как болезнь, синестезию правильнее называть особой способностью или повышенным восприятием, так как почти все синестеты сообщают, что они наслаждаются этой способностью. Эти люди говорят о том, что ярче воспринимают мир по сравнению с теми людьми, которые способны лишь к разъединенному чувственному восприятию.

Вкусовые формы

Невропатолог Ричард Китвик описал это явление в своей книге «Человек, который попробовал на вкус форму», будучи вдохновленный событиями вечера, когда его друг Майкл пригласил его на обед. «На цыпленке не хватает точек», - воскликнул Майкл после того, как попробовал соус и смутился того, что он высказал такое абсурдное утверждение. Когда доктор Китвик попросил своего друга объяснить свои необычные ощущения, Мишель неохотно рассказал о своей способности ощущать вкус формы.
«Подобно тому, как между комнатами его дома не было стен, у Майкла отсутствовали границы между его чувствами. Как его комнаты переходили одна в другую, точно так же вкус, осязание, движение и цвет легко объединялись воедино в его мозгу. Для Майкла ощущения были одновременны, словно однородная смесь вместо отдельных точных фрагментов. Моя гордость, возникшая от открытия одного из самых редких медицинских феноменов должна быть совершенно очевидной», - пишет Китвик.
Это опыт побудил доктора Китвика более подробно изучить синестезию. После десятков экспериментов он установил, что все мы испытывали состояние синестезии, но обычно эта способность скрыта от нашего осознанного мышления.
Даже те среди нас, кто не в состоянии сознательно почувствовать вкус шумящего водопада, увидеть цвет пения тенора или услышать сладкую мелодию живописи, большинство из нас может соединить чувства в неуловимой манере.
В другом исследовании, разработанном для доказательства легкого пересечения чувств, которым мы все обладаем, доктор Джейми Ворд попросил, чтобы полдюжины синестетов визуально изобразили свои ощущения во время прослушивания музыки Нового Лондонского оркестра. Контрольная группа для проведения тех же действий была набрана из обычных людей, не обладающих синестезией.
Образы обоих групп были позже записаны на видео, наложены на музыку, которая вдохновила потенциальных художников. Видео было показано в музее 200 отобранным наугад посетителям, чтобы они высказали свое мнение, с какими образами, по их мнению, лучше всего соотносится музыка.
Исследование показало, что не только синестеты могут выразить мелодию, как это ожидалось, но и что большинство людей также могут синестетически воспринимать мир, хотя и менее сознательно. В то время как некоторые невропатологи считают, что у 10% населения в некоторой степени имеется синестезия, другие, как доктор Ворд, полагают, что, вероятно, каждому знакомы, по крайней мере, шесть или семь человек, которые смешивают свое восприятие естественным образом.

Проводник для цвета

В 2005 году исследователи из Университета в Калифорнии Сан Диего и институт Биологических исследований Салка изучали поперечную активацию смежных отделов мозга, как механизм, лежащий в основе синестезии. Изучение сосредоточилось на графико-цветовой синестезии - наиболее распространенной форме синестезии, при которой человек видит определенные буквы или числа в определенных цветах.
Исследователи были в состоянии проверить посредством функционального магнитного резонанса изображения (fMRI), что область мозга, которая чувствует цвет, была активизирована, когда испытуемые смотрели на черные числа и буквы.
«Процессы, подобные синестезии, могут лежать в основе нашей общей способности к метафорам и играть определяющую роль в творчестве», - заявил невропатолог В.С. Рамачандран в пресс-релизе для исследователей.
«Это не случайность, что это состояние в восемь раз чаще встречается среди художников, чем среди основной массы населения, - сказал он. - Причуды цвето/чисел синестезии не является вопросом стоящем на эволюционной повестке дня. В отличие от способности к метафорам, умения проводить параллели. Фактически, это один из признаков, который делает нас людьми».

Еще по теме:
www.epochtimes.ru/content/view/34008/5/
prometheus.kai.ru/mif_r.htm
www.sunhome.ru/psychology/1341

---

05.01.2012 в 02:58

Пишет  Айсура:

Название: Сволочь любимая
Автор:  Айсура
Бета:  GinnoKasumi
Фандом: Ai no kusabi
Пейринг: Орфей Зави и Гидеон Лагат
Жанр: смешалось все и юмор, и порно, и романс, и хрен его знает еще что
Рейтинг: NC-21 !!!!! Мат, графическое описание потрахушек
Размер: мини
Статус: закончен.
Дисклеймер: Не мое и не претендую. Глумление за ради фану
Предупреждение: AU, ООС и вообще МАТ!!! Нервных под кат прошу не заглядывать, дабы не разрушать свой хрупкий мир!!!!!

Юпитер обвела собравшихся пристальным взглядом. Недавно Маме подарили нового андроида, мозг которого был создан специально для того, что бы вместить в себя всю, недюжинную мощь Лямбды-3000, и вот сейчас, совершенная, прекрасная брюнетка с идеальными формами, в легком полупрозрачном платьице, спокойно расхаживала перед любимыми сынами Амои и вещала:
— Дети мои, Год Дракона не за горами, а мы не готовы! Я пригласила вас для того, что бы вы исполнили мою высочайшую волю. Проще говоря, мы должны отметить это событие с размахом! Катце уже работает над поставкой к нашему столу лучшего спиртного, а вы, вы должны приложить максимум усилий для того, что бы наш бал-маскарад затмил собой все известные и знаменитые вечеринки галактики. Вопросы есть?
— Мама, — робко поднял лапку Аиша Розен, — какие пожелания для костюмов?
— Все, что вашей душе угодно, детка, — Юпа милостиво похлопала Аишу по розовой щечке, — все, что тебе взбредет в голову, дитя моё.
Блонди, до того стоявшие по стойке смирно, зашевелились.
— Ясон, — взор Юпитер упал на любимого сына, — ты и твой чернявый мальчишка тоже приглашены! Даже не вздумай продинамить нас!
— Мамуль, Рики будет не комфортно среди элиты, — вяло запротестовал Минк.
— Придумай что-нибудь. Я в тебя верю! — Лямбда-3000 повернулась ко второму обожаемому сыну, скромно стоявшему рядом. — Рауль, ты придешь с Катце!
— Но маааа...
— Никаких «ма», рыжик мил, тактичен, красив и подходит тебе как ни кто другой.
— Да, мэм, — послушно всхлипнул Ам, радуясь в душе, что его сладенький дилер будет рядом с ним в новогоднюю ночь.
— И так, всем все ясно? — Юпитер картинным жестом откинула назад черную прядь волос.
Нестройный хор голосов подтвердил, что все её дети согласны и приложат максимум усилий, что бы...

Орфей Зави откровенно скучал. Не то что бы новогодняя вечеринка не удалась, нет, просто ему было скучно. Яркие маски, костюмы, фейерверки, шампанское рекой и танцы до упаду — вгоняли главу Эос в скуку. Он просто стоял у барной стойки, за которой ловкий фурнитур, наряженный немецкой горничной (что это такое Орфей понятия не имел) бойко смешивал коктейли, приветливо улыбался гостям и щедро подсыпал в быстро опустошаемые креманки новые порции фисташек, не забывая подкладывать другим гостям бара оливки для Мартини.
Зави еще раз обвел взглядом зал и подумал, что мама Юпа может гордиться — блонди не подкачали и банкет удался на славу, а последовавший за ним танцевальный вечер, после того, как принесенные Катце старинные часы с кукушкой отбили полночь, вообще потряс бы воображение любого, кто захотел присутствовать на празднике.
Маскарад был в самом разгаре: Минк, пришедший со своим монгрелом, потряс всех тем, что нарядился пэтом и Рики спокойно, гордо вздернув носик, волок на золотой цепочке прекрасного белокурого красавца, с обожанием смотревшего на задницу своего черноволосого малыша. Катце тоже учудил, одевшись в костюм игривого котенка, от чего и так плохо державшаяся крыша Рауля, окончательно рухнула к ногам рыжего мерзавца со шрамом. Ам весь вечер не отходил от своего котика, преданно заглядывая в глаза и при любой возможности зажимая того в углах, тиская и целуя. Удивительнее всего было то, что сам дилер был не против подобного и вполне себе счастливо улыбался, самозабвенно тиская пусечку-генетика за попу.
Во всей этой разноцветной толпе смеющихся, выпивающих людей, Орфею было тошно. Он уже было собрался улизнуть по-тихому, как вдруг его взгляд зацепился за совершенно незнакомого ему... блонди?
Статный, высокий золотоволосый красавец, легкой пружинящей походкой появился в центре зала, кружась вместе с другими элитниками в веселом танце.
Зави буквально пожирал глазами этого сногсшибательного, в облегающих, терракотовых кожаных брюках и в кремовом кожаном корсете на талии, мужчину. На лице этого ходячего воплощения секса была маска из перьев райской птицы, однако Орфей успел рассмотреть, что глаза незнакомца были подведены и самое главное, что потрясло главу Эос больше всего, соски — накрашенные, призывно торчащие, проколоты и в них вставлены поблескивающие бриллиантами колечки.
Член Орфея призывно налился, упираясь в ширинку. Блондь подхватил бокал шампанского с подноса, проходившего мимо фурнитура, и залпом выпил. Помогло слабо, можно сказать вообще не помогло!
А между тем, таинственный затейник, невыносимо прекрасный и распутный, продолжал танцевать, покачивая в такт музыке своими бедрами и крутя маленькой, упругой попкой, которую до боли в костяшках хотелось сжать пальцами и искусать в порыве страсти. Блонди Великолепие, блонди Совершенство - тем временем пылко целовался с каким-то ониксом, который тут же легонько потянул за колечки в сосках, лизнул Маску в обнаженную шею и удалился что-то весело напевая.
Зави глухо зарычал: плять, какой-то оникс удостоился поцелуя, а он! Он сидит тут, у бара, в жалких попытках обуздать нагрянувшую эрекцию и наблюдает за тем, как уводят его, тут Орфей не сомневался ни секунды, именно его, парня!
Сочные и манящие губы, темные соски, корсет, обтягивающий тонкую талию, да боже ж ты мой, Юпитер вас всех забери, подумал возбужденный блонди — вся эта красота непременно будет его! Будет!
Зави подошел ближе, остановившись в тени огромной колонны, продолжая наблюдать за объектом своих желаний. А тот, сам того не знаю, не прекращал танцевать то с одним из гостей, одетым, как римский патриций, то с Маркусом Джадом в костюме бравого пирата, и каждый норовил его потрогать, приласкать, отчего Орфею нестерпимо хотелось разбить парочку самодовольных рож, хотя нет, даже не парочку, ибо он прекрасно видел, что его Маска нравится многим.
Музыка не умолкала, лазерное шоу потрясало воображение, но глава Эос, казалось, не замечал и не слышал ничего вокруг, пожирая взглядом широкоплечую фигуру в поясном корсете. На короткое мгновение свет в зале мигнул, музыка стихла и на импровизированную сцену вышла сама Юпитер, начав толкать поздравительную речь. В тот момент, когда Маска повернулся в её сторону, его взгляд мазнул по Орфею, нет, красавчик не заметил Зави, зато Зави сумел разглядеть аметистовые глаза.
«Твою ж на лево спереди и поперек!» — застонал про себя Орфей: «Лагат, Лагат, мать его, Лямбду, в качель!» Сказать, что СБешник был потрясен, значит не сказать ничего. Гидеон Лагат, мистер Снежная Королева, всегда такой надменный и невозмутимый, и на тебе, сейчас от всего этого не осталось и следа: танцует, флиртует. А уж как одет этот невыносимый зазнайка!!!
Тем временем Юпитер закончила свою речь, из которой, Орфей не услышал ни слова — все мысли были заняты упругими округлостями Лагата, которые так и просили: «Приласкай нас». Член Зави дернулся еще раз, напоминая хозяину о том, что он так же не против оказаться между двух симпатичных половинок Гидеона и это окончательно испортило Орфею настроение. Чего уж греха таить: глава Эос был влюблен и уже давно...

Часам к четырем утра гости начали прощаться, многие еще раньше разбрелись по своим номерам, дабы отдохнуть. Зави, погруженный в свои мысли, не заметил как исчез и Гидеон. Он замотал головой, взглядом обыскивая залу, но Лагата нигде не было видно. Чертыхнувшись, Орфей поймал проходящего мимо фурнитура и прямо спросил уехал ли тот. Парнишка в ответ кивнул, сообщив, что господин Лагат покинул праздник еще полчаса назад.
Не долго думая, третий Консул рванул к выходу. Забравшись в кар он задал автопилоту маршрут и откинулся на сидении, глядя в окно. Танагура жила своей, ночной, праздничной жизнью: мимо пролетали неоновые вывески, толпы гуляющих, небо расцвечивали мерцающие, искрящиеся сферы фейерверков, похожих распускающиеся бутоны цветов.
К вилле Гидеона он подъехал через двадцать минут, подойдя к двери столкнулся на пороге с одним из слуг. Фурнитур от неожиданности отпрянул, но узнав в госте третьего блонди Амои поклонился.
— Хозяин дома?
— Да, господин Зави.
— А ты куда?
— Хозяин разрешил всем уйти, я хотел посмотреть на праздник, сэр.
Орфей сунул в руку парнишки свою карту:
— Езжай ко мне, мало ли по улицам бродит всякого отребья. Скажешь моим, что я задержусь до утра и разрешил тебе остаться.
— Благодарю вас, Консул, — фурнитур поклонился и поспешил по дорожке к воротам.
— Кар возьми, дурачина! — крикнул ему в спину блонди, подивившись своей доброте.
— Да, хорошо, сэр, — улыбнулся в ответ слуга и скрылся за воротами.

В доме было непривычно тихо. Орфей поднялся по лестнице на верх и услышал шум воды. Воображение тут же нарисовало обнаженного Лагата, выходящего из душа. Зави сглотнул и открыл дверь, ведущую в спальню. Соседняя, в ванную комнату, была немного приоткрыта, и СБешник шагнул к ней, медленно толкнув ладонью.
— И давно ты тут стоишь? — бархатный голос Годеона вывел Орфея из ступора.
Лагат стоял в двух шагах от него, кожа блестела от капелек воды, влажные волосы, темные от впитавшейся в них влаги, лежали на плечах, спускаясь на спину. У Орфея пересохло во рту: на Гидеоне было лишь небольшое полотенце, обмотанное вокруг бедер.
— Недавно, — хрипло прошептал Зави не в силах отвести взгляд от розовых сосков блонди, призывно торчащих, таких желанных.
Хозяин дома хмыкнул:
— Орфей, тебе не кажется что это уже слишком?
— Что? — взгляд СБешника стал осмысленным.
— Я сказал, что это уже чересчур. Ты бы не разглядывал меня столь откровенно.
Сволочь, он еще издевается!
— Я не сразу узнал тебя, там, на приеме.
— Правда? А мне показалось, что ты весь вечер только и делал, что пожирал меня взглядом. Думается, ты мечтал разложить меня прямо там, — Гидеон откровенно заржал.
— Убъю, блядь! — Зави сделал шаг.
— Тише, держи себя в руках... милый, — аметистовый взгляд потемнел.
— Не знал, что тебе нравится пирсинг, — невпопад буркнул Орфей.
— В общем-то, я так оделся... для тебя, — все та же распутная улыбка.
— Ты шутишь, да?
— Напротив, я серьезен, как никогда, — Лагат подошел совсем близко.
— Твою ж Юпитер, — застонал СБешник и схватил Гидеона за талию, притягивая к себе. — Идем! — он поволок, совершенно не сопротивляющегося четвертого Советника в спальню.
На кровати лежал уже знакомый Орфею корсет.
— Одень! — получилось как-то уж больно умоляюще.
— Не хочешь, пока я тут... одеваюсь, воспользоваться ванной?
— Полотенце дай.
— Там все есть, фурнитуры постарались перед уходом.
— Кстати, зачем ты всех отпустил?
— Тебя ждал...
— Бляяя... — Зави застонал, желание повалить на постель и оттрахать этого невыносимого красавца было слишком велико, но он повернулся и скрылся за дверью.

Орфей совершенно не помнил, как принимал душ, как сушил волосы. Он толкнул дверь и замер на пороге. Гидеон стоял к нему спиной, в новом, черном корсете из мягкой замшевой кожи, демонстрируя Зави крепкую, мускулистую задницу, подтянутые ягодицы в обрамлении шнуров, а пара длинных завязок игриво спускалась в ложбинку между восхитительных округлостей. Услышав рваный вздох Орфея, Лагат обернулся, встречаясь с ним взглядом: немного развратным, голодным и сердито-игривым одновременно.
— Так сойдет?
— Да, вполне, — слова вырывались буквально с рычанием.
— Я рад, — Гидеон протянул руку и рванул Зави на себя.
Тот не удержался и буквально влетел в объятия Лагата, который тут же крепко притиснул к себе третьего консула, потянулся, лизнув его горячим зыком по нижней губе. Пальцы Орфея сжались на вожделенных бархатных половинках, впиваясь в кожу, заставляя партнера застонать от возбуждения. Члены обоих, давно уже восставшие, зажатые сейчас между их телами, ломило от невыносимого болезненного желания. Зави положил руки на плечи Гидеона и медленно повел ладонями вниз. Плавный переход от широких плеч к узкой талии, затянутой в корсет, неимоверно возбуждал, дразнил воображение. Орфей буквально прикипел к губам Лагата, перехватывая инициативу, углубляя поцелуй, вторгаясь языком в жаркую глубину непокорного рта, в то время, как пальцы перебирали завязки на корсете, мяли бока, ягодицы. Зави еще раз удивился тому, как же замечательно обе половинки ложились в его ладони, словно были созданы специально для него.
Лагат выгнулся, такой жаждущий, невероятно соблазнительный, гибкий, как сегодня вечером, когда танцевал в центре зала под многочисленными взглядами гостей.
Орфей развел ягодицы Гидеона в стороны, провел пальцами вдоль ложбинки. Его член уже сочился смазкой от желания и он потирался им о плоть партнера.
— Мы его испачкаем, — зашептал СБшник, показывая взглядом на корсет.
— Плевать! Купишь мне новый.
— О да, еще как куплю! — кивнул Зави, тиская своего блонди за задницу, представляя, как эти подтянутые сильные мышцы охренительно сожмутся вокруг его члена. — Хочу тебя! — задыхаясь от нестерпимого желания, бросил Орфей, глядя в подернутые дымкой вожделения, сейчас такие распутные, аметистовые глаза. — Нагнуть тебя и трахнуть, наблюдать за тем, как мой член будет скользить в твоей упругой заднице и чувствовать эти кожаные шнуры, трущиеся о мою кожу, когда я буду тебя иметь.
Зави запустил руку между ними и сжал в ладони уже почти подтянувшиеся яички, задев пальцами о какой-то прохладный металл. Он недоуменно вскинул бровь, а когда понял, что это, толкнул Лагата на кровать. Тот развалился потянувшись выше, бесcтыдно раскинув стройные ноги. Орфей встал на колени между ними и склонился, заметив одну подковку в промежности. Покрутил её пальцами, затем подцепил языком и потянул, вырвав у Лагата протяжный, чувственный стон.
— Сильнее... у тебя хорошо получается...
Зави хмыкнул и еще раз скользнул кончиком языка в подковку, чувствуя нестерпимый жар, исходивший от тела Гидеона. Он дернул за металл вниз, затем потянул зубами, оттягивая его еще больше.
— Ооо… чееерт! — тело Лагата выгнулось, — дааааа... так... именно так...
Орфей еще раз дернул за подковку, зализал кожу в том месте, где она крепилась.
Он все еще не мог поверить, как в этом блонди, за маской чопорности и надменности, скрываются такая страсть и необузданное желание.
— Перевернись на живот, Лат.
— Нет.
— Нет?
— Иди сюда, — Гидеон похлопал по месту рядом с собой, — ложись.
Зави понял, что тот задумал и улыбнулся.
Через пару мгновений перед его лицом красовались соблазнительная маленькая дырочка Лагата, которую он начал вылизывать, раздвинув ягодицы, в то время, как его член обволокло горячей влагой чужого рта.
Какое-то время Орфей продолжал с упоением трахать Гидеона языком, протолкнув его в глубь, а затем ему в ладонь лег баллончик со смазкой.
— Хочу жестко и глубоко, — оторвавшись от вылизывания члена партнера, томно прошептал Лат.
— Как скажешь, мой сладкий, как скажешь...
Зави выдавил на пальцы гель-смазку, мазнул ими по пульсирующей розовой дырочке и погрузил их в жаркую, сжимающуюся вокруг, тугую глубину тела.
Лагат застонал, повел бедрами, насаживаясь на растягивающие его пальцы.
Орфей повернул их, найдя простату, и сильно нажал. По телу Гидеона прошла нервная дрожь, кожа покрылась мурашками, раскраснелась, отчего черный корсет стал еще ярче выделяться на ней. От подобного зрелища крышу Орфея снесло окончательно, ибо он еще никогда не видел ничего более развратного и восхитительно возбуждающего.
Зави шлепнул Лата по ягодице и тот сполз в сторону, что бы его тут же подхватили, перевернули на живот. Орфей подтянул Гидеона ближе к себе, заставляя встать на колени, опустил ладонь на поясницу, погладил соблазнительные ямочки на ней, надавил, заставляя прогнуться еще ниже, а затем приставил свой член к сладкому, розовеющему входу, скользкому от смазки, жаждущему быть растянутым его плотью. Зави входил медленно, глядя, как вокруг его ствола натягивается кожа, захватывающая в горячий плен головку его члена. Лат протяжно застонал:
— Феееееей... дааааа... умоляю...
Орфей вошел до конца и его бедра соприкоснулись с задницей Лагата, а затем так же медленно начал движение назад, придерживая партнера за талию.
Гидеон оглянулся на него через плечо, и Зави задохнулся от этого взгляда, влажного, прозрачного, как драгоценный камень. Это было самое нереальное, охрененно прекрасное зрелище на свете. Он наклонился, поцеловал Лагата нежно, глубоко, затем укусил за шею, между лопаток, затем зализал эти места и продолжил двигаться:
— Ты такой узкий, черт... такой горячий, Лаааат...

Орфей застонал и ускорил темп. Комнату наполнили звуки бесстыдных шлепков плоти о плоть, стоны, крики до хрипоты. Зави заскользил руками по спине Гидеона, по корсету, по груди, задевая, ставшие почти каменными соски, потянул за колечки в них, срывая с губ Лата новые стоны, а член, скользивший в горячей тесноте, ударялся головкой о простату, заставляя Гидеона извиваться, кусать и без того припухшие от поцелуев губы.
— Ты ведь кончишь для меня первым, правда? — ладонь Орфея скользнула под живот партнера и легла на его плоть, задвигалась в ритме убыстряющихся толчков.
— Даааа... да... — прохрипел Лагат, чувствуя приближение оргазма, толкаясь членом в обхватившую его ладонь. Он сумел выдержать еще несколько движений и бурно кончил, изливаясь в руку Орфея, надрывно вскрикнув, когда член в его заднице вновь прошелся головкой по бугорку простаты. Сокращение мышц не дало возможности удержаться на грани, и Зави кончил следом за Латом, наполняя его своим семенем. Оба повалились на кровать без сил. Орфей обнял любовника, прижался к его спине.
— Сними с меня эту херню, — попросил Гидеон, и Фей засмеявшись, принялся развязывать бесчисленные шнуры, освобождая, такое прекрасное тело своего любовника, из плена корсета. Он отшвырнул его в сторону и вновь обнял тяжело дышащего Лата, притянув к себе.
— Кстати, ты почему в рубашке-то? — Лагат только сейчас заметил, что на любовнике рубашка из тонкого белого шелка, застегивать которую тот не стал выйдя из душа, а просто накинул на плечи.
— А? Ну...
— Что-то скрываешь под ней, Фей? — промурлыкал Гидеон.
— Да нет... а... черт с тобой! — Орфей скинул влажную от пота ткань и повернулся спиной.
Лагат замер: по спине Зави струился... дракон, его хвост обвивал правую ногу, спускаясь к колену. Как же он не заметил... черт, это же...
— О, Юпитер, Зааави... это невероятно... это... кстати, что это такое, мать твою?
— Дракон, хотел одеться древним вождем… потом передумал...
— Дааа, костюм английского лорда тебе подошел больше, — хохотнул Лагат. — Кто тебе его нарисовал?
— В Мидасе есть один умелец, это временная татуировка, сделала натуральными красками, сойдет через пару месяцев.
Гидеон провел ладонями по спине любовника, рисунок дракона его завораживал, член дернулся, наливаясь...
— Ты ведь позволишь мне? — Лагат уселся на бедра Зави, прижимая его своим весом к постели, продолжая оглаживать разгоряченную, недавним сексом, кожу.
Зави завозился под ним, застонал. Ему хотелось большего:
— Хочешь меня?
— Хочу, ты же не против? — Лат наклонился, лизнул Орфея за ухом, обдавая кожу своим дыханием.
— Не против, — плоть третьего консула уже налилась, требуя к себе внимания.
Гидеон слез с него и перевернул на спину, устраиваясь между его бедер, поглаживая набухший член, размазывая по головке выступающую смазку, надавливая ногтем на дырочку, отчего Орфей начал рвано дышать и постанывать, толкаясь в ублажавшую его ладонь, второй же рукой Лат ласкал себя.
Потом подхватил, валявшийся здесь же, на кровати, баллончик со смазкой и щедро выдавив её себе на пальцы скользнул ими между ягодиц любовника, поглаживая вход, затем немного растянул и надавил, проникая внутрь.
Гидеон замурлыкал, склоняясь к члену Зави, лизнул набухшую головку, нежно провел языком по венкам, вобрал в рот и тут же протолкнул второй палец, растягивая дырочку еще больше, затем третий, отчего Фей дернулся, замотав головой, хрипло застонав:
— Проклятье, Гидеон, не дразниии...
— Я не дразню, — хмыкнут тот в ответ, на мгновение выпустив плоть партнера и подняв голову, — я доставляю тебе удовольствие.
Орфей протянул руки, погладил, подвинувшегося ближе, Лагата по бедрам, затем по груди, вновь потянул за колечки в сосках, вырвав ответный томный вздох. Горячие, мягкие губы скользнули по плоскому животу, оставляя влажную дорожку поцелуев, а затем вновь обхватили плоть любовника, пропуская её глубже, в горло, начиная сглатывать, обвивая языком. Почувствовав, что Орфей готов кончить, он сжал его член у основания, выпуская из плена губ, скользнул вверх и прикипел к жаждущему рту, лаская, покусывая губы Зави, а затем резко отстранился.
— Какого...
— Тшшш... подожди минуту... — Лагат соскочил с постели и пошарил рукой в тумбочке, стоявшей справа, что-то вытащил, пряча за спину.
— Что это? — Орфей напрягся.
— Сюрприз, — Гидеон повертел перед ним тонким длинным предметом, с золотым шариком на конце, инкрустированным бриллиантами.
— Зонд для члена? Блять, Лат, ты...
— Поиграем?
— Поиграем, — Зави облизал пересохшие губы.
Лагат взял смазку, нанес её на зонд, затем на головку члена Орфея и начал медленно вводить тонкий золотой стержень внутрь.
— Да, во так, тебе понравится, обещаю, — приговаривал Гидеон, а Зави, не отрываясь, смотрел на то, как зонд погружается в него и золотой блестящий шарик все ближе и ближе приближается к кончику члена, пока, наконец, не закрыл его дырочку.
Орфей откинулся на подушки, переводя дыхание, Лагат тут же воспользовался этим, что бы пристегнуть его руки наручниками к кровати.
— Даже так? — от предвкушения предстоящего развлечения у Фея закружилась голова. Все это чертовски заводило его и будоражило неуемную фантазию.
— А теперь я включу его на вибрацию, совсем чуть-чуть, что бы ты ощутил... — Лагат легонько стукнул пальцами по шарику и Орфея выгнуло от пронзившей его волны: смеси боли и невероятного удовольствия.
— Твою мааать...
— Я же говорил — тебе понравится, — Лат наклонился над любовником и прикусил один сосок, затем зализал и вновь прикусил, обводя кончиком языка ореолу и сминая в пальцах вторую горошину.
— Ох... боже... ты...
— Тихо, расслабься и получай удовольствие, — зашептал Гидеон, и его пальцы пробежали по члену Зави, нежно лаская, создавая непередаваемый контраст между вибрирующим зондом и легкими прикосновениями.
Затем те же пальцы добрались до дырочки между ягодиц, уже увлажненной и немного растянутой, скользнули внутрь, поглаживая шелковые стеночки, нежно прикасаясь к холмику простаты. Орфей выгнулся под умелыми руками и всхлипнул, с его губ сорвался то ли стон, то ли вскрик, а рот Лата уже опять порхал по его коже от шеи к соскам и ниже, по кубикам идеального пресса, вылизывая, покусывая, даря не передаваемые ощущения, в которых было так легко затеряться. Но мучительней всего было то, что кончить Фей теперь не мог.
А потом пальцы исчезли и Зави недовольно замычал, но тут же почувствовал, как в него начала входить твердая, обжигающая головка члена Гидеона.
— Дааа... дааа... — Орфей не разбирал слов, которые ему говорил любовник, он слышал лишь глубокий сексуальный голос, все внутри него кричало, стенало от восторга, а нервы, кажется, были похожи на оголенные провода.
А Лагат проник в него глубоко, слишком глубоко, такой горячий и невероятно твердый, заполнивший его до основания. Потом он закинул ноги Орфея себе на плечи и начал вколачиваться в него, буквально вбивая Зави в разворошенную постель, сходя с ума от тесноты, обхватывающей его член.
Фей уже гортанно стонал, умолял о чем-то и совершенно не заметил, как из него извлекли зонд.
— Теперь твоя очередь кончать для меня, сладкий, — ворковал Лат, продолжая вбиваться в пылающую тесноту.
Мир сузился в одну точку и взорвался ослепительным фейерверком, когда Орфея накрыл оргазм, и он излился. Лагат застонал следом, срываясь с вершины в пустоту, наполняя Зави собой, и без сил рухнул на разгоряченного любовника.
Окружающая действительность медленно проявилась сквозь туман и оба ощутили невероятное блаженство и легкость окутавшую их тела. Гидеон потянулся и отстегнул руки Орфея, тот сразу же обнял его, заскулив, когда член Лата покинул задницу.
— Дьявол... это было...
— Чертовски здорово, — закончил за него Лагат и потерся носом об его шею.
Оба блонди не заметили, как задремали.
Проснулись советники когда уже совсем рассвело и лучи солнца пробивались сквозь плотные портьеры. На предложение принять ванну вдвоем Орфей молча кивнул и сладко потянулся, не забыв потискать любовника за ягодицы и провести ладонями по спине, разминая мышцы.

— Если вздумаешь изменить мне — убью, — Зави сидел напротив Гидеона в огромной ванне и расслабленно водил ногой по бедру любовника.
— Глупый, кому я нужен?
— А то не кому!
— Ясон никого не видит вокруг кроме своего мальчишки-монгрела, наш дорогой генетик просто помешан на том рыжем дилере, бывшем фурнитуре Минка, остальные же меня вообще не волнуют, так что я — весь твой, — Лагат довольно разулыбался, — иди сюда, чудовище.
Орфей перебрался к нему, довольно хмыкнул, прижавшись спиной к груди Лата.
Тот отвел влажные волосы Зави, перекинув их ему на грудь, и поцеловал СБешника в шею, обняв руками, нежно поглаживая по животу, иногда спускаясь вниз, что бы приласкать уже возбужденный член.
— Смотри у меня, — пробурчал Фей, и повернув голову, потянулся за поцелуем.
— Я только твой, — хмыкнул Гидеон. — Я же люблю тебя, сволочь!

Юпитер выключила мониторы, оставив двух своих сыновей наедине.
«И эти туда же, — беззлобно промурлыкала она про себя, напевая незатейливый мотивчик. — Содом и Гоморра, честное слово. Хотя меня это несказанно радует. Главное, все счастливы и влюблены».
Она положила ноги на столик и отхлебнула вина из высокого бокала, затем достала из пачки «Черную луну» и затянулась. В конце концов, она андроид и смерть ей не грозит, просто очень нравился Лямбде-3000 этот терпкий, пряный вкус... Жизнь налаживалась.

@темы: фанфики

---

09.02.2012 в 18:17

Пишет  Нат Фламмер:

)))))

отсюда

---

11.09.2010 в 01:55

Пишет  Sputnic29:

Клин любви видео
Нашла на ютюбе вот такое видео по Ai no kusabi

читать дальше. Осторожно, яой!!!

Вообще, не люблю клипы под русские песни, но этот клип видимо станет исключением. И песня просто потрясающая.

---

01.10.2010 в 19:34

Пишет  Sputnic29:

Вообще-то я не особо слушаю русски песни, а попсу тем более, но эта песня мне близка. Думаю, в принципе, как и всем.

---

25.12.2010 в 23:21

Пишет  Sputnic29:

Блин, это просто нечто

24.12.2009 в 11:53

Пишет Lucien Fleurier:

Бродит с утра по дневникам такое вот народное творчество...

Sailor Koon

Автор: Glena
Аниме: Sailor Moon, Code Geass, Death Note
Музыка: Tetsuya Komoro - Moonlight Densetsu