19.07.2010 в 11:43
Пишет Darkness Rhapsody:Мультфендомный автор: Сладкий Евгений
Пример текста с однострочников по DOGS:
C-19. Бадоу | Хайне. Зажимать рану рукой, курить, щурясь на солнце, пытаться сохранить лицо. A+
текстСолнце изливается ярким и бесполезным светом на зимний бесцветный пустырь. Старая наземная станция, конечная на давно закрытой железнодорожной ветке. Скрипящая в порывах ветра будка, грязный пористый лед, медленно намерзавший, и медленно таявший годами на потрескавшихся бетонных плитах, пустота мира позади серых нежилых блоков, обитаемых - лишь иногда, если нужен случайный приют таким, как они – бродячим собакам.
Бадо не отзывается, Хайне просто идет по его «следам», запутавшихся в солнечных лучах запахах - фотохимии и табака. Солнце остро жалит, глаза слезятся от боли, а очки разбиты и брошены где-то во дворах многоэтажек. Одиннадцать трупов назад.
Бадо не отзывается, и Хайне находит его сам. На этой полуразвалившейся, стонущей от ударов ветра станции. Бадо сжимает в пригоршню побагровевшую на груди рубашку, в другой руке сигарета, и он пытается затянуться, потом неглубоко и короткими рваными выдохами выпускает дым изо рта.
- Бадо, ты как?
- Курить… тяжело…
На него больно смотреть против солнца. Он ухмыляется и говорит:
- Рано по мне плакать.
- Ненавижу лето, - отвечает Хайне. – Много солнца, мало толку.
Бадо молча пытается выдохнуть. И не может. Смотрит на Хайне, долго смотрит, оседая на землю, пытается вдохнуть, наверное, но внутри все свело. Спадаются легкие, внутри слишком высокое давление, и Бадо медленно теряет краски, становясь частью промерзшего насквозь серого пустыря.
Хайне подхватывает его у земли, амортизируя удар, глаз Бадо плывет, но хотя бы открыт.
Хайне оглядывается.
Но это пустырь.
И на пустыре лишь битое стекло и ветер.
Хайне поднимает осколок, длинный и остроугольный, садится рядом с Бадо, который бьется, теряя сознание, задыхается, угасает.
- Сейчас, потерпи.
Хайне задирает его рубаху, удерживает коленями. Потом он режет стеклом собственную ладонь, глубоко, проводит краями стекла, расширяя рану, капая кровью на Бадо. Прижимает ладонь к язве на груди, оставшейся от шальной пули. Его кровь испаряется, обеззараживая рану, дымок с запахом меди сносит ветром.
Хайне гладит рыжего по волосам, бьет по щекам, заставляя прийти в себя и пробовать дышать. Бадо весь в слезах и хрипит. Это очень больно. Очень, даже в состоянии шока, от которого рыжий по странной прихоти организма, всегда отходит быстрее, чем большинство людей.
- Держи так, - говорит Хайне, накрывая ладонь рыжего своей поверх раны и давит, показывая рыжему, как надо.
Пока он сдирает с себя куртку, стеклом раскраивает рукав, ранит ладонь снова и снова ждет, пока органический дымок растает в воздухе, Бадо следит за ним спокойно и сконцентрированно.
Хайне накладывает на отверстие лоскут чужой кожи и фиксирует собственным эластичным бинтом с шеи. Холодно. Бывшую куртку он подкладывает рыжему под спину. Бадо, когда Хайне его переворачивает, цепляется за ремни – обычный и портупею, и прижимается горячим лбом к руке.
Хайне держит его второй рукой и коленями. Крепко, чтобы рыжий не забывал, что никто не даст ему просто сдохнуть, не помучавшись еще немного.
- Откуда ты знаешь, - говорит ему Хайне, - что будет дальше. Ты никогда не знаешь.
Быть может, за ними придет поезд, вибрация колес сколет с рельсов прикипевшую за многие десятилетия ржавчину.
Быть может, их найдут враги.
Быть может, растает снег.
Быть может… Многое может быть…
Ты никогда не узнаешь, если умрешь.
Под жалящими лучами яркого и холодного солнца на сером пустыре. Они пока живы оба. Хайне гладит рыжие волосы. Хайне держит Бадо.
И за ними под порывами ветра скрипит огромный мир.
URL записи
URL записиПример текста с однострочников по DOGS:
C-19. Бадоу | Хайне. Зажимать рану рукой, курить, щурясь на солнце, пытаться сохранить лицо. A+
текстСолнце изливается ярким и бесполезным светом на зимний бесцветный пустырь. Старая наземная станция, конечная на давно закрытой железнодорожной ветке. Скрипящая в порывах ветра будка, грязный пористый лед, медленно намерзавший, и медленно таявший годами на потрескавшихся бетонных плитах, пустота мира позади серых нежилых блоков, обитаемых - лишь иногда, если нужен случайный приют таким, как они – бродячим собакам.
Бадо не отзывается, Хайне просто идет по его «следам», запутавшихся в солнечных лучах запахах - фотохимии и табака. Солнце остро жалит, глаза слезятся от боли, а очки разбиты и брошены где-то во дворах многоэтажек. Одиннадцать трупов назад.
Бадо не отзывается, и Хайне находит его сам. На этой полуразвалившейся, стонущей от ударов ветра станции. Бадо сжимает в пригоршню побагровевшую на груди рубашку, в другой руке сигарета, и он пытается затянуться, потом неглубоко и короткими рваными выдохами выпускает дым изо рта.
- Бадо, ты как?
- Курить… тяжело…
На него больно смотреть против солнца. Он ухмыляется и говорит:
- Рано по мне плакать.
- Ненавижу лето, - отвечает Хайне. – Много солнца, мало толку.
Бадо молча пытается выдохнуть. И не может. Смотрит на Хайне, долго смотрит, оседая на землю, пытается вдохнуть, наверное, но внутри все свело. Спадаются легкие, внутри слишком высокое давление, и Бадо медленно теряет краски, становясь частью промерзшего насквозь серого пустыря.
Хайне подхватывает его у земли, амортизируя удар, глаз Бадо плывет, но хотя бы открыт.
Хайне оглядывается.
Но это пустырь.
И на пустыре лишь битое стекло и ветер.
Хайне поднимает осколок, длинный и остроугольный, садится рядом с Бадо, который бьется, теряя сознание, задыхается, угасает.
- Сейчас, потерпи.
Хайне задирает его рубаху, удерживает коленями. Потом он режет стеклом собственную ладонь, глубоко, проводит краями стекла, расширяя рану, капая кровью на Бадо. Прижимает ладонь к язве на груди, оставшейся от шальной пули. Его кровь испаряется, обеззараживая рану, дымок с запахом меди сносит ветром.
Хайне гладит рыжего по волосам, бьет по щекам, заставляя прийти в себя и пробовать дышать. Бадо весь в слезах и хрипит. Это очень больно. Очень, даже в состоянии шока, от которого рыжий по странной прихоти организма, всегда отходит быстрее, чем большинство людей.
- Держи так, - говорит Хайне, накрывая ладонь рыжего своей поверх раны и давит, показывая рыжему, как надо.
Пока он сдирает с себя куртку, стеклом раскраивает рукав, ранит ладонь снова и снова ждет, пока органический дымок растает в воздухе, Бадо следит за ним спокойно и сконцентрированно.
Хайне накладывает на отверстие лоскут чужой кожи и фиксирует собственным эластичным бинтом с шеи. Холодно. Бывшую куртку он подкладывает рыжему под спину. Бадо, когда Хайне его переворачивает, цепляется за ремни – обычный и портупею, и прижимается горячим лбом к руке.
Хайне держит его второй рукой и коленями. Крепко, чтобы рыжий не забывал, что никто не даст ему просто сдохнуть, не помучавшись еще немного.
- Откуда ты знаешь, - говорит ему Хайне, - что будет дальше. Ты никогда не знаешь.
Быть может, за ними придет поезд, вибрация колес сколет с рельсов прикипевшую за многие десятилетия ржавчину.
Быть может, их найдут враги.
Быть может, растает снег.
Быть может… Многое может быть…
Ты никогда не узнаешь, если умрешь.
Под жалящими лучами яркого и холодного солнца на сером пустыре. Они пока живы оба. Хайне гладит рыжие волосы. Хайне держит Бадо.
И за ними под порывами ветра скрипит огромный мир.
URL записи